Рывок в будущее - Владимир Викторович Бабкин
– Хорошие имена! – радушно произнесла Елисавета, – поздравь «молодых», хотя нет сама поздравлю и подарки пошлю.
У Вице-канцлера отлегло от сердца.
– Отпиши брату что летом может приезжать сам в столицу, – продолжила даровать милости царица, – и подумай в какой земле ему место посланника нашего есть.
Бестужев поклонился.
– Ступай.
Вспотевший дипломат галантно выкатился в двери.
* * *
МОСКВА. КРЕМЛЬ. ТЕРЕМНОЙ ДВОРЕЦ. ПРЕСТОЛЬНАЯ ПАЛАТА. 14 февраля 1744 года.
Да Бестужевы умеют удивить! Всё напряжение от гнетущего багрянца стен тронной палаты у Елисаветы Петровны испарилось. Теперь бы ещё Корфа перетерпеть.
Граф вошел, и, после обычного приветствия и кивка Императрицы, начал речь.
– Всё исполнено, моя Государыня. Анна Леопольдовна и Антон Ульрих разделены в Ранебурге. Дочери оставлены при матери с Менгден.
– А Иван?
– Определён в семью. Алексей Григорьевич объяснил зятю в чём его честь.
– Ты лично смотрел, Николай Андреевич? – озаботилась Елисавета.
– Так точно, Государыня, на крайний случай все нужные люди на месте есть.
– Ну, даст Бог, не понадобится, – глядя на лик Христа, Императрица перекрестилась. – Но, смотри за этим. Дело, сам понимаешь…
Подполковник Корф поклонился.
Теперь самое трудное. Петруша может говорить что угодно, но это будет её души грех.
– Двинец?
– Найден, Государыня.
– Похож?
– Как близнец, – ответил Корф сухо.
– А как не умрёт?
– Недолго ему, Государыня, Вашей вины в том не будет, – выдохнул граф.
– Когда?
– Думаю скоро.
– Значит собираться надо, – собранно сказала Елисавета Петровна, – надеюсь за месяц всё будет кончено?
Корф кивнул и выпрямился.
– Идите, Алексей Григорьевич, – Императрица перекрестила его, – и не сомневайтесь, это не ваш, это мой крест.
Глава 1
Высочайшие проводы
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 29 апреля 1744 года.
– И как я выгляжу?
Лина кивнула.
– Печально.
– Что ж. И ты там не наряжайся. Не праздник.
Невеста лишь хмыкнула.
– Что я, родственников не хоронила? В Германии мрут не меньше, чем в России.
Киваю.
– Да. Мои родители, например.
Впервые вижу Лину в смущении и некоторой растерянности. Досадует, что ляпнула лишнего.
Не подумав.
– Прости. Я не хотела.
– Ничего. Это было давно. В общем, прошу тебя, скорби умеренно. Ты ведь его даже и не знала лично?
Кивок.
– Но, он – ребёнок.
– Чужой ребенок. Они через одного мрут. Не надо показных страданий. Просто печально постоишь рядом со мной и гроб уйдет в последний путь.
– Что мне надеть к случаю?
– Дорогая, я в женских нарядах ничего не смыслю, как и любой мужчина. Красиво, глаз радуется и хорошо. А что как называется, я не знаю. Любой нормальный мужчина помнит только была ли женщина одетой или раздетой. И то не всегда.
Возлюбленная хихикнула.
– А серьезно?
– Просто печаль. Траур, но в меру. Там будет много публики, в том числе послы всякие заморские, и за нашей скорбью будут внимательно смотреть. Так что давай обойдёмся без театра.
Усмешка.
– Как скажешь, любимый. Когда едем?
– Через час. Ты успеешь собраться.
Кивок.
– Тогда я пошла собираться.
Придирчиво смотрю на себя в опустевшее от Лины зеркало. Державные похороны – дело зело ответственное.
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ. 29 апреля 1744 года.
Моросит дождь. Холодный. Погода просто отвратная. Даже коренным жителям Санкт-Петербурга (если такие вообще имеются в природе) хочется немедленно удавиться от скуки и безысходности.
Процедура весьма печальна. Я сравнительно давно в этом времени, но, никак не могу свыкнуться с уровнем детской смертности. Младенцы и в моё время умирали с ничего. Просто захлебнулся в собственных слюнях. Лежал на спине. Или другое что. В третьем тысячелетии медицина могла много чего, но не могла даже объяснить СВДС – Синдром внезапной детской смерти.
А на улице у меня XVIII век. Тут, как ни крути, медицина в эти времена, мягко говоря, весьма условная. Даже Иоанна Антоновича, маленького, лечили кровопусканием. Результат вон в том продолговатом помпезном ящике.
Идёт дождь, потому гроб закрыт и мы все идём в Собор.
Много провожающих в последний путь. Император, как-никак. Мы с Матушкой в первых рядах.
Державные похороны.
Церемония.
Честь по чести.
Умер малолетний соправитель Российской Империи. Все почести, которые предусмотрены протоколом. Петропавловская крепость, мраморная могила и белоснежная плита с православным крестом. Надпись золотом: ИОАНН ТРЕТИЙ АНТОНОВИЧ.
Мальчик, который не успел понять в какие Игры он рождён играть.
Кошусь взглядом на Лину. В меру полна печали. Но, без фанатизма. Вот и хорошо. Нам тут ещё многих хоронить. И не только тут.
Служили заупокойную службу.
Гроб открыли. Сразу запахло кислым спиртом. Умер неделю назад. Но, лежит как живой. Хорошо забальзамировали.
Мы крестимся, где требуется.
Лина – православная, так что она вместе с нами. Наша. А всякие иностранцы жмутся в сторонке, лишь свечи держат. Не их это храм. Не их. Пришли посмотреть и убедиться.
Прощание.
Родителей нет. В ссылке. Под Рязанью. Зато здесь подруга матери и фактически нянька покойного – баронесса Юлиана Менгден. Она была в числе последних видевших покойного живым. Премьер-майор Мюнхаузен видел Иоанна год назад, сейчас же он доставил его тело из Раненбурга. Заключение лейб-медика Майкла Маунзи бывшего при Императоре, посмертный акт осмотра подписанный Лестоком… Иоанн Третий Антонович мёртв.
Кладут цветы. Шепчут молитвы. Крестятся. Отходят.
Иностранные послы многие давно в нашей столице. Разговаривают меж собой. Немецкий, шведский, итальянский, французский… Прислушиваюсь. Все подтверждают, что, мол, да, действительно Иоанн Антонович.
Царствие ему Небесное.
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. НАБЕРЕЖНАЯ. 29 апреля 1744 года.
Историю пишут победители. Да, именно так.
Мы ехали сейчас в одной карете. Я, Лина, Матушка и Разумовский. Да, хочешь не хочешь, мы теперь в одной карете.
Нам вместе ехать не так далеко. Набережная. Наплавной плашкоутный Исаакиевский мост с Васильевского острова на Сенатскую площадь. Адмиралтейство. Дворцовая площадь. Зимний.
Наша карета едет следом, но, пока без нас.
На улицах никакого ажиотажа. Кортеж Императрицы – эка невидаль. Дело привычное для Санкт-Петербурга. Мигалок у нас нет, но зато есть конный отряд сопровождения. Включая моих четверых кирасир и двух кирасир для Лины. Матушка распорядилась её охранять и одну не пускать гулять по городу. Во избежание.
Времена нынче сложные. Очень ей не хочется возиться вновь с брачным марьяжем.
– Петруша, зайдешь в гости?
Киваю.
– Да, Матушка, если не прогонишь.
Усталая улыбка.
Замученная. Тяжелый сегодня день.
…
В Зимнем, моя подданная Катарина эдле
