Рывок в будущее - Владимир Викторович Бабкин
* * *
КАЗАНСКАЯ ГУБЕРНИЯ. КУНГУРСКАЯ ПРОВИНЦИЯ. ЕКАТЕРИНБУРГСКИЙ ДИСТРИКТ. ШАРТАШСКИЙ РУДНИК. 21 октября 1749 года.
Мы шли по плотному снегу. Слой пока небольшой. Но, он накрыл всё. И шурфы и отвалы и деревянные дорожи к шахтам. Не тает, сволочь. А ведь всего три недели как отметили Покрова. Но, это вам не Москва – это Седой Урал.
– Вы хорошо развернулись за четыре года Никифор Герасимович, – подбодрил я спутника, – Матушка Императрица довольна, вот только жалко зимние месяцы терять, России нужен этот металл.
– Да что с погодой-то мы сделаем, Петр Фёдорович? – развел руками Клеопин, – летом работаем и при факелах, а тут заледенело всё, без пороха и не взять, но, ведь хлипкие шахты. Да и факелы при порохе, сами понимаете…
Рядом со мной идет легенда. Сейчас он – первый член коллегии Канцелярии Главного Правления Сибирских и Казанских заводов обербергмейстер. Клеопин. Фактически, главный здесь горный Командир. Да и вообще Главный. Он, с предшественниками своими де Геннином и Томиловым, собственно, заводской Урал и создал. С первыми я уже в столице виделся. Вот и Никифора Герасимовича час настал.
– Вы – молодцы, многое делаете, но, золота много надо, сами понимаете, – отвечаю собеседнику, – и те места, которые я вам на карте показал, надо быстрее разведать.
Клеопин кивает. Уже не удивляется откуда это я о здешних рудах прознал. Легенда уже прижилась. Мол нашли старые записи в архивах. Стали ещё в бумагах копать. Да и видит он что некоторые участки здесь давным-давно вскрыты. Человек на Урале тысячи лет до нас уже металл добывал.
– Здесь у вас проблема, как и с водой на Верхне-Тагильском заводе, – мы были с ним там вчера и насмотрелись на маловодье, – потому те паровые машины, чертежи которых я привёз и сюда ставить надо.
– Так вы только в Билимбай одну и привезли, – возражает Клеопин.
Видел он там паровик и пароходы, сам же меня и встречал.
– Но, и мастеров я по ним привез, и чертежи, – парирую сетования, – организуете производство и на Екатеринбургском заводе. Лучше, чем он, на Урале и в мире всё равно пока нет. Мне понятно «отчисления с привилегии», но, я буду вкладывать их здесь же, в тот же Политехникум. Вам же специалисты. Ну, и в Билимбае будем делать машины, но там на них другой план.
Вот хорошо мне здесь. Хоть и погодка мерзкая. Со многими я уже поговорил. И я знаю, что мы люди «одной серии», хоть между нами и двести лет. Вот тот же Клеопин. Он всё, что мы намечаем сейчас точно сделает. В той реальности именно он золотодобычу и горнозаводские школы на Урале поднял. А уж с моей-то помощью, да с паровыми драгами…
– Машины хорошие, можно сделать обогрев шахта, – начинает строить прожекты обербергмейстер, – вагонетки канатами тянуть, молот может для дробления организовать.
Наш человек! Вот в том и соль, что не любим мы, уральцы, на погоду пенять. Мы люди дела. Настоящего. Не менялы. Есть задача – нужно её решать. А не искать почему «нет возможности свершить сие». Я даже уверен, что расшибись я оземь сейчас или достанься медведю, такие как Клеопин и дорогу железную и паровые самолеты сделают. Только мало. Ибо на Россию пока мало нас. Остальные или мошну свою чтут, или не видят дальше кончика носа. Многие просто устали. Просто устали. На фабриканта или на барина пахать, когда своя семья с голоду пухнет. Разгонять эту тину надо. Нельзя так. Нет будущего. Оскотинились все. И баре, и холопы. Но, Матушка никогда не пойдёт даже на мягкие реформы. Или хотя бы не остановку закабаления. Слишком зависит она от аристократии и крупных помещиков.
Есть ли классическая революционная ситуация? Нет. Её нет. Нет ни условий, ни организации. Нет вот этого классического: «Выявить, организовать и возглавить!» Однако, как показала реальность, бунты на местах будут вспыхивать один за другим. Пугачёв не даст соврать. Бунт при несостоявшейся здесь Кате-2 был такого размаха, что пришлось регулярную армию во главе с Суворовым бросать на подавление. Подавили. И Пугачёва в клетке привезли на казнь. Но, могло быть всякое… Да и политика Кати-2 – это продолжение политики Лисаветы.
– Можно и бур для горизонтальной проходки вроде винта Архимеда измыслить, – подкидываю я Клеопину идей, – или отбойный молоток, вроде металлического тарана создать, главное, что в любом месте без воды теперь нужная сила есть.
– Вот же молодёжь, – хмыкает Клеопин, – а мне бы такие мысли и в голову не пришли.
Прибедняется здешних руд начальник. Пришла бы, но, позже. Может и не ему. Здесь много головастых есть. Вот тот же Ползунов, к примеру. Пока он на Алтае «производственную практику» проходит. Но, в следующее лето должен быть здесь. Заберу я его в Университет. Надо огранить этот алмаз чтоб раньше брильянтом заблистал.
– Полноте, Никифор Герасимович, – отвечаю Клеопину, – не сразу, но сделали бы, вы же практик. Суть сердцем видите.
Горный начальник улыбается. Довольный. Всего-то пара недель нашего знакомства, а уже тоже меня своим числит. Не высочеством. Не немцем. Даже не русским. Своим. Тем, кто знает эту землю и любит. Словам цену знает. Спин, как своей, так и чужой, по дури не гнёт. Дело знает и не в барыше его видит, зная, как тяжело ковать металл.
Как говорили в моё время – сработаемся!
* * *
КАЗАНСКАЯ ГУБЕРНИЯ. КУНГУРСКАЯ ПРОВИНЦИЯ. ЕКАТЕРИНБУРГ. ОСОБНЯК ЦЕСАРЕВИЧА. 01 декабря 1749 года.
Вновь пылал камин. Что может быть постояннее, вечно изменчивого пламени? Пламени, на которое можно смотреть вечно?
Разве что постоянное желание читать и перечитывать письма любимой.
«Петер, любимый мой, я так люблю и так скучаю. У меня и у детей наших всё хорошо. Они тоже написали тебе письма…»
Откладываю на минутку послание от Лины и беру в руки другие письма. Первое от Катеньки:
«Папа, я молюсь Богу, чтоб с тобой было всё благополучно. Сделай все государственные дела и приезжай к нам поскорее. Люблю тебя. Очень скучаю. Твоя дочь Катя.»
Катерина уже взрослая. Девять лет. Десять почти. Почерк, пусть и вынужденно, но уже почти каллиграфический. Много пишет. Много практики. У неё Лина и учителя есть рядом. Слух совсем не исчез, но всё равно речь она не различает, зато научилась неплохо читать по губам собеседника. По-русски и по-немецки. И долгие занятия помогли ей более-менее
