Меткий стрелок. Том III - Алексей Викторович Вязовский
— Совсем не против помощи, — ответил я на упреки жены, когда мы остались вдвоем — я против постоянных лекций, как надо нам жить. Я хочу, чтобы дом был домом, а не трибуналом. Я хочу, чтобы люди, которых я люблю, чувствовали себя защищёнными, а не под постоянным присмотром.
— Артур тоже жалуется на тетю — тяжело вздохнула Марго — Но я без нее как без рук. Хотя иногда она переходит границы.
— Иногда — да, — сказал я, не желая превращать семейный совет в поле боя. — И это мягко сказано.
Марго нахмурилась, но не стала спорить. Она знала, что любые семейные бурные сцены не помогут её состоянию. Но озабоченность на ее лице оставалась: она думала не только о родах, но и о бухгалтерских вопросах, продолжала вести учет наших финансов. Она даже выезжала в офис Нового Орегона, пересчитывала лично слитки, которые аффинажники отлили из юконского золота, сличала пробы и клейма с документами.
— И ещё, — услышал я от неё, будто через вату — кто такая Оливия? Почему самородок, который мы продали в Доусоне, назван женским именем?
Марго смотрела на меня словно следователь по особо важным делам. Таак… Я вступил на очень тонкий лед. Тут надо осторожно.
Я спокойно улыбнулся: — Это длинная история. Летом на Юкон приехал один старатель. На лошади. Представляешь? Ее звали Оливия. И она была верным спутник старого этого парня, помогала выгребать россыпь из песка. На ней даже одного старателя срочно привезли в больницу — считай спасла жизнь человеку. И по местным меркам, заслужила память. Когда нашли тот самый самородок, товарищи назвали его «Оливия» в шутку.
— Лошадь⁈ — Марго поднялась, её тон стал резким: — Ты считаешь меня дурой?
— Конечно, нет, — сказал я мягко, — ты не дурa. Я тебе расскажу всю правду. Одна девушка по имени Оливия покончила с собой из-за неразделенной любви. Я так впечатлился, что назвал самородок ее именем.
— Ты дурак⁈
Вот и пойми женщин…
* * *
Следующим утром я поехал в налоговую службу Портленда. Каменное здание с колоннами и аккуратным газоном перед фасадом выглядело так, будто его проектировали люди, любящие порядок и одинаковые расстояния между деревьями. Внутри пахло чернилами и ещё чем-то металлическим. На каждой двери была прикреплена солидная латунная табличка, на стенах висели портреты прежних мэров города и губернаторов штата.
У стойки регистратора я назвал своё имя. Молодой клерк в жилете из плотной шерсти и нарукавниках поднял брови, что, судя по реакции, означало узнавание. Он даже привстал на своем месте. После короткой записи в журнале, меня пригласили в кабинет начальника управления.
В просторной комнате за широким письменным столом сидел сухощавый мужчина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и аккуратно подстриженными усами. Прямо как капитан Калеб он курил трубку. Которую впрочем тут же погасил, когда я вошел. Рядом за отдельным столом работал помощник — плотный, лысеющий, с пером в руке и кипой бумаг. По старинке тут все. Даже нет новомодных пишущих машинок.
— Мистер Уайт, — сказал начальник, поднимаясь, — я Джонатан Лоуренс, управляющий налоговой службы Портленда. Рад приветствовать вас.
— Взаимно, — ответил я, садясь напротив. — У меня есть вопросы, которые требуется прояснить. Много времени не займу.
Я рассказал, что вернулся с Юкона, ввёз в страну золото, оплатил ввозную пошлину — десять процентов от стоимости. А это между прочим, более двух миллионов долларов. Лоуренс слушал внимательно, сложив руки на столе.
— Я хочу узнать, что ещё мне предстоит заплатить правительству. Подоходный налог, сборы, что угодно. Хочу быть в порядке с законом.
Лоуренс кивнул своему помощнику, тот достал из ящика толстую книгу — свод налоговых правил и тарифов штата Орегон за текущий год.
— Мистер Уайт, — начал он спокойным, чуть сухим тоном, — подоходного налога у нас нет. Штат не собирает процент с личных доходов. Налогообложение устроено иначе. Основные сборы — это пошлины на ввоз, которые вы уже уплатили, а также налоги на недвижимость, торговые и промышленные лицензии.
— Иными словами, — продолжил Лоуренс, — с суммы, которую вы заработали на Клондайке и привезли в виде слитков и самородков, после уплаты таможенной пошлины в десять процентов, ни штат, ни федеральное правительство больше ничего требовать не будет.
Я переспросил:
— То есть никаких ежегодных взносов, налога на прибыль, ничего подобного?
— Совершенно верно, — подтвердил Лоуренс. — Я знаю, что вы являетесь совладельцем банка «Новый Орегон». Прибыль банка, разумеется, подлежит налогообложению по итогам года.
— Это я знаю, у банка есть бухгалтер, он все оформит. Золото я внес в качество взноса в уставной капитал.
— Очень умно — покивал начальник — У вас грамотный бухгалтер, такие взносы не попадают под понятие прибыли. Тут наверное, налогов тоже не будет.
Я достал из кармана блокнот, сделал пару пометок.
— Должен сказать, — добавил Лоуренс, — ваша уплата десятипроцентного сбора стала крупнейшей в истории страны. Это рекорд. Даже федеральные службы уже запросили у нас отчёт по таможенному управлению.
В кабинете повисла короткая пауза. С улицы донёсся звон колокольчика, когда кто-то открыл дверь в приёмную.
— Благодарю за разъяснения, — сказал я, вставая. — Хотел убедиться, что всё сделал правильно.
Мы обменялись рукопожатием, и Лоуренс проводил меня до двери. На улице воздух был прохладный, и, спускаясь по каменным ступеням, я думал о том, что два миллиона — огромная цена за право свободно спать по ночам, но, возможно, оно того стоит.
Глава 14
Я сидел в кабинете, который Марго с таким трепетом и любовью обставила, и чувствовал, как покой, который, казалось, я наконец обрел, начинает рассыпаться в прах. Привычный уклад жизни, наполненный мелочами, заботами и тишиной Портленда, отступил на второй план, когда на стол легло письмо. Его принес не знакомый добродушный почтальон в выцветшей униформе, а специальный посыльный. Он был безупречно одет в строгий темно-синий костюм, его шляпа была идеально ровной, а лицо — совершенно бесстрастным. Он вежливо попросил расписаться в толстом журнале доставки и, поклонившись с такой учтивостью, которая выдавала
