Патриот. Смута. Том 4 - Евгений Колдаев
— Ну, я-то не так много, чтобы прямо…
— Ладно, мы сейчас с оружием разберемся и к питанию перейдем. — Я почесал затылок. — Пока жди да слушай.
Задумался.
Получалось-то в целом все более-менее понятно, только все равно, сложно. Дети боярские и дворяне, которых я собирался преобразовать в рейтар и среднюю, доспешню конницу стоили дороже. Казацкие бездоспешные бойцы с пиками и аркебузами — дешевле. В целом, платить всем можно одинаково. По четыре или пять рублей. А снаряжение, как было выдано, так и оставить. Дворяне были изначально лучше снаряжены, пришли конными, доспехи получили. Ну а казаки, не то чтобы голытьба, но ощутимо более легкие и хуже снаряженные были.
План в голове моей зрел. Но нужно было кое-что уточнить.
Сколько серебра, то у нас, это раз вопрос, а второй момент — как закупить-то все это? Это же время на производство нужно. Не игра это, а жизнь. Здесь не мышкой ткнул, и тебе за секунду сделали. Трудодни и человеко-часы здесь очень большую роль играют.
— А как вы это все закупаете, Путята?
— Да как, воевода… У нас же город торговый. И у сами ремесленников много и окрест, и с других городов заказы делаем.
Повезло. А в Воронеже сколько кузнецов? Что там мне Филка сказал? Два, кажется. Они же год будут доспехи делать. Нет, столько времени у меня не имеется. Черт, придется думать иначе и использовать то, что есть.
— Господарь мой, могу слово я молвить? — Подал голос Несмеян.
Путята и Григорий вновь уставились на него, перевели на меня взгляд.
— Кабатчик! — От этого он сжался, в лавку совсем вдавился, казалось, уменьшился в два раза. — Говори. Только поясни сначала, почему уже третий раз господарем зовешь. Я не царь.
Повисла тишина. Со двора доносились звуки тренировки. Франсуа работал вовсю.
— Так… Всем ведомо. Всему городу, господарь… — Он говорил, дергался, нервничал. — Господарь, вы. Внук, стало быть.
— Так! Кто? — Я поднялся, навис над столом.
— Не вели казнить, государь! Мы же ходом крестным ходили за здравие твое! Мы же… — Он бухнулся на колени, начал креститься.
Что, черт возьми, происходит⁈ Царь? Я?
Григорий и Путята молчали, глаза опустили.
— Что здесь происходит? Собрат мой, гость мой и ты, кабатчик воронежский? — Проговорил холодно.
Глава 11
Я нависал над собравшимися. Смотрел на кабатчика. Чувствовалось, что Григорий тоже несколько недоумевает, а вот Путята не выглядел удивленным. Сговорились они, что ли. Чертов олигарх. Один торгаш второго увидел и сошлись во мнениях?
— Спаси и сохрани, боже! Спаси и сохрани! — молился Несмеян, в пол челом кланялся на коленях стоя. Гнева моего боялся. Или ощущал себя перед царем стоящим?
— То, что вы здесь говорите, не похоже на слухи. — Процедил я. За всем этим что-то стояло. Нечто большее, чем простой треп служилых людей, мужиков и их семей. Не просто сплетни.
— Люди говорят. — Проворчал Григорий. — Даже Яков у тебя спрашивал.
— Тут больше. — Произнес Путята, опустив глаза.
Подтвердил Нижегородец, что в курсе.
— Что?
— Письмо. Даже письма. Господарь. — Тихо проговорил, не поднимая головы от пола, кабатчик.
— Что за письма, откуда? Да встань ты, черт. Сядь. Хватит башкой пол пробивать.
— Несмеян, приди в себя. — Буркнул Нижегородец. — Подтверди. Давай, по порядку, как все было. Я то мало чего понял и с твоих слов, в основном.
Кабатчик продолжал молиться и креститься.
— Встань, черт тебя дери! — Выругался я. — Говори. А то высеку. Сам!
А что делать, приходиться на угрозы идти, раз ведут себя, как дети малые. Я и царь. Да откуда такое? Боярин приехал из Москвы. Какой царь?
— Не вели казнить, государь. — Несмеян поднял голову, по лицу его текли слезы.
Что все это значит. Не могли же простые сплетни довести до ума достаточно смышленого человека, слышащего и видящего в своем заведении ой как много всего до такого состояния. Холопа — ладно верю. Крестьянина — допустим. Трактирщика — да он столько всего видел и слышал, что просто так и не поверит во всякий вздор.
Письма? Что за письма.
— Началось все, когда мы ходом крестным ходили. — Трясущимся голосом произнес Несменян. — Солнце из-за туч вышло, когда мы о здравии твоем и воинском молились. О победе господа бога просили.
Мда… Солнце. Тоже мне знамение. Смотрел на него холодно, взглядом буравил.
— Ну? Дальше что.
— Потом ворон каркнул, странно так, три раза. Один он был, а не целая стая. Улетел. Большой такой. Черный. На юг ушел, по реке.
Птица… Я чуть себя по лбу не саданул ладонью. И что? Вы что здесь все умом тронулись?
— Потом мальчонку в городе видели, он босой совсем, вроде слепой, ходил, выспрашивал Игоря, царя, значит, воеводу.
Мало ли какого Игоря спрашивал какой-то шкет! Что здесь я один такое имя ношу? Вряд ли. Воеводу спрашивать зачем, он либо в тереме сидит — иди туда. То ли кто-то воду мутит и очень хочет, чтобы люди уверовали в царское мое рождение, то ли… Совпадение? Да, вполне может быть. Что детей болезных здесь мало? Еще до Маришки, когда расспрашивал и выяснял — было же. Здесь людей бедных, захребетников прилично живет. И все с семьями же.
Ходил пацан, милостыню собирал вот и говорил, что я царь. Мало ли что ребенку в башку взбредет. А потом, небось, бабы сказывали. Такими темпами мы до самого Иисуса на осле из тумана, вышедшего к воротам, договоримся…
Вздохнул я. Зубами скрипнул на дурость такую.
— Дальше.
— А под вечер, когда вы там с татарами бились, туман поднялся, а из него… — Несмеян снова бухнулся на колени. — Колокола били, и песня лилась. А еще… Еще…
Мне захотелось дать ему затрещину. Туман! Неужели и вправу господа бога видели самого?
— Еще? — Да, давай уже, козырь свой вываливай, чего трясешься-то. Проверю, угадал или нет.
— Говорят люди, индрика зверя видали. — Пролепетал кабатчик.
Еще хлеще. Приплыли… Попа в мыле. Черт тебя дери и еще сотня чертей маринуй. Вы что, полоумные все, что ли. Ну, конь, мало ли откуда. В тумане путник заплутал, шел. Какой индрик! Какой единорог! Мать честная. Прости меня господи, с
