Рывок в будущее - Владимир Викторович Бабкин
Сегодня – Крещенский сочельник. На службах церковных мы уже были. Скромно в кругу семьи сидим.
Отпустила таки меня Матушка с генерал-губернаторства. После праздника, даст Бог, сдам своё место князю Юсупову. Великому, за речные пути и русский театр, радетелю.
Но, сбылись мечты идиота – добро пожаловать на войну. Стараюсь этому радоваться. Уверен, что война по мне неописуемо скучает.
Уже шесть лет как.
Не убила тогда, так дам ей шанс.
Или не дам.
Екатерина показывает на меня пальцем, обозначает движение вдаль. И вопросительный знак. Далеко ли? Надолго ли?
Киваю.
Шевелю губами.
«Я вернусь».
Она кивает.
Горизонтально ладонь ко лбу и к подбородку. Рука к сердцу. Указывает на себя и жест горизонтальной ладонью от груди вниз. Вновь на меня жест.
«Папочка, я жду тебя».
Да, я полюбил эту девочку. Ну, и что, что она моя потенциальная смерть? В чём её вина? Только в том, что она законная наследница Престола Всероссийского? Тут как посмотреть. Может и нет. Но, при правильном прочтении, намного более законная, чем я сам.
Но, я принял её. И Лина тоже.
Она член нашей семьи.
Она называет меня и Лину папой и мамой. Мы уже устали объяснять, что это не так. Но, сердцу ребёнка не прикажешь. Она так нас видит. Родителей своих она и не помнит. Брата старшего и сестру тоже.
Катенька кормит меня засахаренными вишнями.
Я жую и киваю ей благодарно. Она счастливо прижимается к моей груди.
«Приезжай. Я жду».
У меня глаза на мокром месте. У Лины тоже.
Господи, какая светлая девочка. Умная и красивая. За что к ней так несправедлива судьба?
* * *
Скачу по полу гостиной на четвереньках. Катя на мне верхом. Смеётся своим странным смехом. Она не слышит своего голоса, и ей трудно контролировать то, чего она не понимает. Мы её учим, но трудно научить контролировать голос, если ты его никогда не слышала и не понимаешь, как он звучит вообще.
Глухонемые часто общаются со слышащими письменно, хотя вполне могут говорить вслух. Просто к их голосу нужно привыкнуть.
Катя – вовсе не глухонемая. Она слышит. Плохо и не всё. Себя она не слышит. Разве что через кости черепа. Перепонки если ещё не умерли, то почти на пути. Мы делаем, всё, что только возможно. И мы, и нанятые нами специалисты.
«Падаю на бок» и переворачиваюсь на спину. Катенька с хохотом пересаживается мне на живот и начинает меня щекотать.
Я, играя, верчусь и делаю вид, что мне щекотно.
* * *
Идиллия.
Мы с Катей рисуем углём. Лина читает Ташке книжку со стихами. Рукописную. Есть типографская, но, эту написала она сама. В смысле, собственными руками. В высшем свете до сих пор гадают, кто скрывается под псевдонимом «Агния Барто», что переводчиками выступили Цесаревич и Великая Княгиня. Стихи, конечно, «наши с Линой». Удалось её как-то на игру в рифмы развести. Так «случайно» у нас книжка и появилась. Детям нравится. Взрослые умники ошибки находят. Но, немцы же мы. Что с нас взять? Как умеем, так и переводим. Кого? Поедь по Европам и поспрашивай.
У нас ярко, тепло и хорошо.
Читать у нас дома все любят. Но со свечами чтение зимними вечерами – похороны глаз. Вот я и вспомнил о «лампах с наддувом» француза Аргада или Арганда. Решив что не стоит его озарения ждать, года полтора назад я «изобрёл» «Астральную лампу». Светит не хуже «лампочки Ильича». Лампа эта уже на моих мануфактурах и в домах. Она и в Зимнем на балах теперь светит.
Стоит ДОРОГО. Как и всё у меня для высшего света.
– Всё равно его не брошу! Потому что он хороший, – завершает Екатерина Алексеевна.
Таша радуется. Катя меня весело мучает. Полуторогодовалый Павлик тоже смеётся вслед за сёстрами.
Наконец, дети нас отмучили и отпустили с миром, занявшись друг дружкой.
– Дорогая, тебе чаю налить?
– Так поздно уже, не усну я с твоего чая Петер, – отвечает жена, – ты сам говорил, что нельзя сейчас много мне.
Киваю. Говорил.
– А зелёного, Линушка? – уговариваю супругу.
– Ну если зелёного, – вздыхает она, – тогда и детям немного налей, нет лучше им сока, Пауль чай не любит.
Киваю. Какая же она у меня красивая. И умная. Повезло мне с женой.
* * *
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ГУБЕРНИЯ. НОВЫЙ ИТАЛЬЯНСКИЙ ДВОРЕЦ. 7 января 1748 года.
– Счастье. Ты – моё счастье. Спасибо Господи, за тебя…
Горячий шепот любимой.
– Я так волнуюсь. Ты уезжаешь. Как я буду без тебя…
Жаркий поцелуй. Долгий и вкусный.
– Любимая, но я же вернусь к тебе.
– Это когда будет… Невыносимо долго…
– Я и раньше уезжал. Я, вообще, почти всё время в дороге.
– Да. Но, ты уезжал не на войну.
Целую успокаивающе.
– Ну, не такая там и война. Так, паноптикум. Цирк уродцев. Там без меня есть кому командовать. Я лишь поприсутствую, как представитель России. А то нас забудут пригласить за стол переговоров по итогам войны.
Как Матушка в 1746 году договор подписала, а англичане стали на будущий поход денег выделять, мы с Бестужевым интересную комбинацию замутили. Если выгорит. Пока я об экипировке да новациях беспокоился, Репнин армию подготовил. Да вот слёг после Новогодия с инсультом. Чуть с Матушкой не поссорился на Крещение, настаивая не добивать генерал-фельдцейхмейстера походом и заменить Василия Аникитича на Ласси, тот уже ходил туда в тридцать пятом годе. И успешно.
– Но, там же есть генералы.
Да. Генералов да бригадиров со мной идет немало. Хоть я бы и полковников с майорами предпочел бы на их места брать. Не очень генералы новому учиться охочи. Не всё я решаю.
– Но, там нет ни одного Кронпринца на поле боя. Я буду далеко от битвы. Что может случиться?
– Да, ну ка, повернись любимый.
Лина требовательно переворачивает меня на живот. Нежные поцелуи по всей длине рубящего шрама на спине.
– Ты, тогда тоже сидел себе в палатке и не планировал умирать. О твоей личной битве у Гельсингфорса до сих пор слагают легенды участники событий.
Хмыкаю.
– Кто, например?
– Хотя бы твой Арцеулов. Он мне много рассказывал о той битве в ночи.
Смеюсь.
– Господи, нашла кого слушать! Арцеулова! Да, он прибежал, когда меня уже убили!
Поцелуй в шрам.
– Не шути так, я тебя прошу. Умоляю. Не гневи Господа. Ты тогда выжил чудом. Меня не волнует, что ты убил тогда несколько нападавших. Это горе их и их жен. Ты – молодец. Но,
