Инженер Петра Великого – 8 - Виктор Гросов
Первый — личинка затвора с боевыми упорами. Монолитный кусок стали, отвечающий за запирание ствола. Второй — ударно-спусковой механизм. Вся система — ударник, боевая пружина, шептало — монтировалась в едином корпусе, как сменный картридж. Третий — узел экстракции, с мощным подпружиненным выбрасывателем и отражателем. Три простых, как кирпич, модуля.
Оставалось главное: как все это соединить? Ответ нашелся мгновенно: поворотный рычаг-фиксатор в задней части затвора. В закрытом положении он через систему эксцентриков намертво скреплял все три модуля внутри затворной рамы. Но стоило повернуть его на девяносто градусов, как фиксаторы убирались, позволяя просто вытряхнуть все три блока прямо в ладонь. Никаких инструментов. Никаких усилий. Разборка за три секунды.
— Солдат в бою, — бормотал я себе под нос, лихорадочно дорисовывая детали, — вынимает заклинивший модуль. Выбрасывает. Вставляет новый из подсумка. Поворачивает рычаг. Всё. Он снова в строю. А заклинивший блок почистит потом, в землянке у огня. Или просто сдаст оружейнику в обмен на исправный.
Это была новая философия оружия, опередившая свое время на триста лет. Философия взаимозаменяемости и модульности.
Я до боли дернул шнур звонка, вызывая адъютанта.
— Федора позови!
Федька явился через несколько минут, будто и не было бессонных ночей. С любопытством он проследил за моим пальцем, который остановился на готовом эскизе.
— Звали?
— Звал, — я постучал пальцем по эскизу. — К утру мне нужен один рабочий прототип. Бери своих мастеров, запрись в цеху. Я хочу держать в руках этот затвор. И чтобы он работал как проклятый. Справишься?
Его лицо накрыло шок от нереальных сроков и хищный азарт профессионала, который увидел совершенство детали.
Он взял чертеж, улыбнулся, и выбежал.
Одна из трех голов гидры была отрублена. Но две другие продолжали расти.
Едва за Федькой закрылась дверь, я свалился в кресло. Адреналин отступил, оставив после себя пустоту. Решение проблемы «Шквала» принесло облегчение, но это было все равно что заткнуть одну из многочисленных течей в тонущем корабле. Времени на передышку не было. Пневмопочта унесла записку царевичу.
Алексей появился почти сразу. Как и все в Игнатовском в эти дни, он был измотан — под глазами залегли темные круги, — однако держался с достоинством. Мальчик исчезал, уступая место государственному мужу. Не говоря ни слова, он положил передо мной несколько аккуратно исписанных листов и карту южных губерний, испещренную пометками.
— Обозное дело налажено, Учитель, — доложил он, и в его голосе действительно звучала сталь. — Согласно твоему замыслу, устроены три тайных провиантских склада. Вот, — его палец ткнул в точки на карте. — Под видом купеческих караванов, нанятых через Морозовых, туда уже свезены уголь для паровых машин, сало для смазки, провиант и фураж. Управляющие — наши люди, старые армейские каптенармусы, вороватые, благо — верные. Мы создали себе тыл в дикой степи.
Пробегая глазами ведомости, я видел стройную систему: цифры, расписки, имена, сроки — все сходилось. Он мыслил как прагматичный хозяйственник и это тешило мое самолюбие. Алексей очень сильно изменился под моим началом. Я был счастлив от этих перемен. А с учетом того, что я помнил про его судьбы в моей реальности — я вдвойне счастлив.
— Отлично сработано, Алексей Петрович, — искренне похвалил я. — Но здесь пометка о препоне. Что с князем Вяземским?
На упоминании князя лицо Алексея помрачнело.
— Самый короткий и удобный путь для «Бурлаков» лежит через его земли. Вчера прибыл его ответ на мое предписание.
Он протянул мне дорогой лист гербовой бумаги. Витиеватые, полные яда строки сообщали, что старый князь, один из столпов московской боярской оппозиции, «не потерпит на своих родовых землях проезда богомерзких, дымом дышащих повозок, кои сеют смуту и пугают скот государев». В конце следовало ехидное добавление, что он «молит Господа вразумить юного наследника, впавшего в прелесть заморских хитростей». Это был вызов.
Меня начинал раздражать этот человек. Неужели он не понимает всю ущербность своего мышления? Ради чего вся это спесь и гонор? Чтобы что?
— Драгун к нему послать! — вскипел Алексей, в его глазах блеснул огонь прежнего, вспыльчивого царевича. — Полсотни хватит, чтобы втоптать его в грязь вместе с его хвалеными псарнями!
— И что дальше? — спокойно спросил я, хотя так хотел согласится с ним, что еле сдерживал свой язык. — Он тут же отправит гонцов в Москву с воплями о бесчинствах. Вся его родня, эти Долгорукие и Голицыны, поднимут вой, заваливая Канцелярию жалобами. Пока мы будем воевать с Булавиным, они в тылу начнут бесчинствовать. Ты потушишь один пожар и разожжешь другой, куда более опасный.
Сжав кулаки, Алексей замолчал. Он понимал мою правоту. У меня же начинала созревать интересная идея. Она была на поверхности, и я очень хотел, чтобы ее озвучил сам царевич.
— Хорошо, — процедил он. — Тогда обойдем его владения. Потеряем сутки, но…
— Сутки, Алексей Петрович, — это жизнь или смерть для отряда Орлова. Нет у нас этих суток. Думай.
Он заходил по кабинету, мучительно ища выход. Я не мешал. Этот узел он должен был распутать сам.
— Он стар, — начал Алексей размышлять вслух, собирая образ врага. — И непомерно горд. Помнит еще отца моего деда. Считает себя хранителем старых устоев… Воевал под Чигирином, но с тех пор пороха не нюхал, сидит в своей вотчине, как паук в паутине. Жаден, но не до беспамятства. Главное для него — спесь. Честь рода.
Я пытался сдержать свою улыбку. Как же радостно от того, что твои труды приносят плоды. Алексей мыслит как я, разбивает задачу на подзадачи. Остановившись у карты, он медленно проговорил:
— Мы не можем его сломать силой… значит, нужно заставить его самого захотеть нам помочь. Сыграть на его гордыне.
Бинго!
Он повернулся ко мне, и в его глазах появился тот самый отцовский блеск. Нашел.
— Я отправлю ему второе письмо, — в голосе Алексея зазвучало неприкрытое торжество. — Я обращусь к нему, «будучи молод и неопытен в ратном деле», со смиренной просьбой — к нему, как к старому и мудрому воеводе, прославленному в походах, — дать мне отеческий совет по действиям в дикой степи. И «благословить» наш поход.
Мне оставалось лишь откинуться в кресле и слушать. Ход был дьявольски изящен. Я планировал перетянуть князя на
