И золотое имя Таня… - Александр Владимирович Быков

В конце июня 1954 года Николай Рубцов, получив в канцелярии деньги за каникулярные месяцы, отбыл из Кировска. «Смотрите не опаздывайте к началу учебного года, – напутствовал студентов директор. – Тем, кто не приедет к сроку, задепонируем стипендию за сентябрь».

– Не шутит, – подумал Николай, слово-то какое страшное, «задепонируем», лучше бы уж прямо сказал, что задержит деньги. А как без них жить? Надо возвращаться сюда вовремя…

* * *

В Тотьме 1 июля 1954 года царило веселье. Студенческая молодежь отмечала конец учебного года. Для некоторых учащихся он был выпускным. Студентка четвертого курса Тотемского педагогического училища Татьяна Агафонова успешно сдала экзамены и только что получила диплом учительницы начальных классов. Выпускной бал в педучилище всегда был главным событием для города в эти дни. Молодые учительницы составляли передовой отряд тотемской интеллигенции, были хорошо образованы, политически грамотны. Некоторых из них манила неизвестность в виде распределения по всему Советскому Союзу.

Выпускницы педагогического училища, 1954 г., Тотьма Т. Агафонова – вторая справа в нижнем ряду

Партия считала необходимым перемешивать население страны, и молодых специалистов направляли в самые разные уголки, вплоть до Приморья и закавказских республик. Специалистов оттуда, наоборот, распределяли в европейскую Россию. Считалось, что это важно для укрепления дружбы народов. Те выпускницы, кто далеко не уезжал, готовились стать сельскими учительницами и хорошими женами. Будущие учительницы были отличной партией для местных и приезжих парней. По стечению этих обстоятельств выпускной бал становился своего рода смотринами. Здесь часто происходили объяснения в любви и решались вопросы будущего замужества.

На этих импровизированных смотринах Татьяна Агафонова была одним из главных действующих лиц. Светлое шелковое платье с цветами, ленты в косах, новые бежевые туфельки. Кто бы знал, каких трудов стоило все это раздобыть! Спасибо маме и родственнице-тетке. У других таких нарядов не было и в помине. Да что там обновки, сама Татьяна была лучше любого наряда: стройная, кареглазая, чернобровая. Ребята бегают за ней табунами, и, конечно, некоторым она позволяет себя проводить. Вот Коля Переляев – вздыхает по Тане уж который год. Красавец парень, высокий и на гармони играет. Любит ее, но безответно. Равнодушна Татьяна к тотемским ребятам, хотя внимание их ей, безусловно, нравится.

Вечер в самом разгаре, самодеятельность сменяется звуками радиолы и напевами пластинок на 76 оборотов – тогда это казалось чудом техники. На хрипы и заикания заезженных дисков никто внимания не обращал: где было взять новые? Крутили то, что есть.

– Таня, тебя спрашивают на улице, – крикнула в паузу между песнями дежурная.

Кто же это? В такой вечер это мог быть кто угодно, и почему на улице? Ах, его же не пускают в зал, значит, не местный. Татьяна заинтригована. Она бежит к выходу и удивленно замирает. «Коля, ты… откуда»?

На улице, в сумерках наступающей ночи, стоит с букетом цветов Рубцов. Ей показалось, что он такой маленький, несчастный, жалкий даже…

– Это тебе, я приехал поздравить тебя с окончанием и сегодня уезжаю ночным пароходом. Есть пара часов, пойдем к реке?

Потом она будет убеждать себя, что просто пожалела его, согласившись на эту прогулку. Но тогда, в ту минуту, было очень приятно, что к ней приехали за много сотен километров. Она осознавала всей душой, что привело Николая в Тотьму чувство большое и светлое, проверенное двумя годами переписки. Значит, слова о любви – для Рубцова не просто буквы в конверте. Значит, он способен на поступок! Какой отчаянный парень! Конечно, в тот момент отказать она ему не могла.

– Ну что ж, пошли, хотя танцев, конечно, жаль.

– О чем ты, смотри, какой вечер!

Они вышли вместе, сначала просто рядом, потом за руку. Река Сухона могучим своим руслом поблескивала в отсветах зари, горели огни бакенов, буксиры натужно тащили вверх по течению плоты круглого леса.

– В Сокол везут, а может, в Вологду, – задумчиво произнес Николай.

– Расскажи, как там жизнь в этом Кировске, – поинтересовалась Татьяна, – наверно, на Севере все по-другому?

– Ночи не такие, там сейчас ночи вообще нет. Так, легкие сумерки перед рассветом. Но меня те места не трогают. Красиво, но не мое – мое все тут. Я, понимаешь, здесь каждую травинку чувствую, самой кожей, до печенки… и люблю все это…

– Странный ты, с девушкой идешь, а думаешь про травинки.

– А я, может, это про тебя думаю. Вот смотри, береза у церкви, старая, кривая, вся в коростах. А я смотрю на нее и представляю ее молодой, стройной и красивой, как ты.

– Скажешь тоже…

– Да, да, девушка – она, как березка, а потом жизнь ломает, и тоже, как дерево, кривится и чернеет.

– Да ну тебя…

Рубцов берет Таню за талию, она деланно вырывается, он не уступает. Поцелуй, невинный такой, в щечку, и она уже больше не упорствует.

– Вот, смотри, как хорошо – вечер, город зеленый, и мы с тобой… одни…

В темноте мелькнул луч карманного фонаря. Навезли таких немало с войны – трофеи; вот только батарейки на вес золота, не достать. Снова луч, и целит прямо в парочку… Кто еще?

– Видишь, не одни мы, – шепнула Татьяна, – пойдем скорее.

Они пошли от берега в город, гуляли взад и вперед по улице Володарского, спасались от коварного недруга, высветившего их тайну.

– Люблю, люблю тебя больше жизни, – наклонясь к ней, шептал Николай, – каждый твой волосок люблю… Плачешь? Зачем ты плачешь, я не хочу видеть твоих слез…

– А ты и не видишь их, туман спустился и огни почти все погасли.

– Нет, я и во мгле все вижу. Молчи, подожди, я сейчас…

Николай привлек к себе девушку и стал поспешно, как будто чего-то страшась, целовать ее в глаза, собирая губами солоноватые капельки.

– Разве можно так?

– Когда любишь, все можно, а я люблю, понимаешь ты?

Снова скользнул по веткам деревьев луч фонаря, совсем рядом, как будто кто-то невидимый подглядывал за ними. Показалось, что пахнет табачным дымом, вроде бы сверкнул огонек цигарки, но его поспешно укрыли от глаз испуганной парочки.

– Кто это?

– Скоро, через неделю, будет купальская ночь, может, где-то здесь зацветет папоротник и откроется клад, а сейчас это ведьма караулит его в ночи, пьянит себя дымом чинарика…

– Пойдем от греха к пристани, скоро уже пароход. Коля, скажи, откуда ты так все чувствуешь? И небо, и реку, и природу?

– Я не знаю, чувствую – и все тут… Когда-нибудь я напишу об этом хорошие стихи…

– А сейчас