Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова
Совсем иное впечатление, чем масштабный классический Эфес, произвели Дидимы, которые вообще трудно с чем-либо сравнить. Этот памятник – храм Аполлона в Дидимах, знакомый нам по курсу античного искусства, – и в студенческие годы производил особое впечатление, но увидев воочию его величественные руины, я поняла, в чем состоит своеобычность искусства эллинизма и насколько оно иное, чем греческая классика. Пробирало до дрожи – это была совсем другая культура, совсем иной масштаб.
Время шло, мы завели знакомства в Кушадасы с интересными людьми, включая ювелиров и продавцов ковров, многие из которых были весьма образованными и приятными в общении. Приближался срок выезда из гостиницы, наступал высокий сезон, и мы не могли там жить дольше за те же небольшие деньги. В конце концов нам удалось снять неподалеку целый этаж небольшого дома с террасой, выходящей на море, но тоже без кондиционера, зато с кухней, и всего за 20 долларов в день. Там мы прожили еще десять дней, каждый день купались в море, и уехали в Москву с пониманием, что мы преодолели все проблемы с ногой и каблукам быть. Первое время ходить на них было сложно, да и небезопасно, но постепенно все пришло в норму. Женя вернулась в школу – всю весну 2000 года она училась экстерном из-за невозможности ходить на занятия.
* * *
Прежде чем перейти к подробному рассказу о моей работе над проектом «Эрмитаж – Гуггенхайм», я хочу немного остановиться на том, о чем обычно пишут в мемуарах – на приватной жизни. Я почти не упоминала о ней на протяжении очень многих страниц, но я не хочу, чтобы читатели считали меня ханжой, которая жила только работой и детьми.
Когда я решила написать эту книгу, мне хотелось рассказать главным образом о времени, о котором сегодня плохо помнят, о людях, с которыми встречалась и работала, и о тех событиях моей жизни, какие могут быть интересны и чему-то могут научить. Но я такой же человек, как и все, и так же нуждаюсь в любви и теплоте человеческих отношений. Я давно заметила, что, когда работаю с настоящими единомышленниками – а так было почти всю мою рабочую жизнь, – у меня складываются с ними очень теплые и близкие отношения. В людях меня всегда увлекал интеллект и тонкое душевное устройство, которые многие скрывают под маской индифферентности и внешней холодности, и я замечала, что со мной они открываются и вылезают из своих раковин. Я сама с детства была очень застенчива, но я умею дружить и быть верной, и в опыте особенного человеческого общения, основанного на профессиональном единстве взглядов, я раскрывалась и выползала из собственной ракушки сама…
Те годы, о которых я пишу, были годами интенсивного профессионального роста, нарабатывания уникального опыта и самореализации, но они стали для меня и годами, когда я позволила себе вспомнить о том, что я женщина. Я никогда не считала себя красивой, но знаю, что во мне есть харизма, есть большое обаяние, и это очень сильно помогает в моей работе и является одной из причин успеха. Я действительно успешный человек, я до сих пор чувствую в себе огромный заряд возможностей и всегда вкладываю эту энергию во все, за что берусь. У меня иногда даже возникает ощущение, что я действую почти как чародейка, делая невозможное одной только силой своей энергии…
И вот посреди всего этого у меня начинаются отношения с человеком, который как будто бы оказался некой фигурой пазла, идеально попадавшей в конфигурацию моей личности. Это было поразительно – насколько каждый из нас с полуслова понимал другого, как считывал все нюансы, как один, произнося что-то, просто снимал с губ то, что готово было вырваться у другого. Это касалось и искусства, и музыки, и литературы, и всего прочего. То было зачарованное время, моя вторая жизнь, которая почти не пересекалась с рабочей рутинной, что давало мне невероятный заряд, ощущение парения, абсолютной радости и счастья, я и на работе тогда буквально горы сворачивала. Дети уже становились большими, у них начиналась своя жизнь, и я ощущала, что имею право на эту эйфорию чувства.
К сожалению, этот человек был несвободен, хотя его семейная жизнь, без детей, была на этот момент чем-то совсем формальным – он жил на два дома. Но в какой-то момент меня начала угнетать ситуация, при которой нужно было скрываться, все время думать о том, как заметать следы, как не пускать чужих в эту – только нашу – жизнь, на которую я, правда, имела право – или, по крайней мере, считала, что имела право. Это продолжалось пять с лишним лет – но однажды я, или, вернее, мое самолюбие не выдержало, и в порыве сильных эмоций я ушла. Потом сильно жалела, а с другой стороны, понимала, что если бы он захотел вернуться к нашим отношениям, то дал бы мне знать. Мне было очень плохо в течение нескольких лет, никто этого не видел, а я никак не могла уложить себе в голову, как можно было отказаться от такого редкого совпадения и состыковки во всем, от ощущения гармоничного единения двух людей. В какой-то момент я не выдержала, попросила о встрече, но ничего хорошего из этого не получилось. Человек был фаталистом и решил, что раз судьба (или мое подсознание) распорядились таким образом, то так тому и быть. А может, попросту он не хотел разрушать комфорт привычного существования в своем собственном пространстве и в своем герметичном мире, который показался ему важнее и дороже, чем живая и бурлящая я.
«Гуггенхайм – Эрмитаж»
Я не смешивала работу, то, что принято называть карьерой, и личную жизнь. Никогда. Все мои отношения с теми людьми, которые
