Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова
Мне очень хотелось сделать наконец выставку, где сами картины рассказывали бы интереснейшую историю, не нуждаясь в пространных комментариях, где художественный эксперимент и невероятная мощь таланта авторов вызывали бы эмоциональный отклик у зрителей сами по себе, без текстовых и прочих подпорок. Хотелось показать, например, такую Наталью Гончарову, какой ее раньше не показывали, сделав акцент на ее самых мощных и радикальных образах, включая картины на евангельские сюжеты, например «Четыре евангелиста» 1911 года, вызвавших скандал на ее персональной выставке 1913 года – настолько далекой от церковных канонов была интерпретация этих образов. Также нас всех в то время очень вдохновляла фигура Ольги Розановой, наверное, самой радикальной из всех «амазонок» – до сих пор считаю ее «Зеленую полосу» 1917-го из Ростовского музея произведением русского авангарда, следующим по значимости за «Черным квадратом» Малевича, а ее «Цветопись» того же года из Русского музея предвестием полотен Ротко. «Кувшин на столе» Любови Поповой 1915 года и сегодня смотрится как один из самых смелых выходов живописи в трехмерное пространство, а ее «живописные архитектоники» и «пространственно-силовые построения» до сих пор поражают простотой, динамикой и мощью.
О каждой из этих художниц можно сказать множество прекрасных слов, это не «искусство женского рода», а оригинальная разработка важнейших художественных концепций начала ХХ столетия – изысканнейшего варианта кубизма, смешанного с каким-то особым изводом лучизма у Надежды Удальцовой, или экспериментов со словом, цветом и шрифтом у Варвары Степановой. Интересно, что каждая из этих художниц работала бок о бок с мужем или партнером, и это были такие важные имена, как Михаил Ларионов, Александр Родченко, Алексей Крученых, Александр Древин, Александр Веснин и итальянец Арденго Соффичи, но, вглядываясь в работы «амазонок», как назвал их современник, художественный критик Бенедикт Лившиц[33], ты видишь, что это был взаимный обмен энергией и идеями. Очень хотелось все это сделать явственным и зримым и показать силу и оригинальность каждой из представленных на выставке художниц.
Во время подготовки выставки я дважды отпрашивалась у моего финского транспортного начальства – один раз для памятнейшей поездки на полтора дня в Бильбао для осмотра нового музея и места экспонирования выставки, второй раз – в Берлин, чтобы посмотреть зал Дойче Гуггенхайма и встретиться с представителями потенциального спонсора выставки, «Дойче банк».
До поездки в Бильбао я всего раз была в Испании, в прекрасной и солнечной Барселоне. В Бильбао я прилетела с утра, и когда такси поднялось на гребень окружающего столицу Страны Басков невысокого горного кряжа, у меня возникло желание немедленно вернуться в аэропорт и улететь обратно. Передо мной расстилался черный закопченный промышленный город, лишенный какой бы то ни было привлекательности, посреди которого, казалось, приземлилось нечто абсолютно инопланетное и глубоко чужеродное всему окружающему. Мы двигались прямо к нему, это и был Музей Гуггенхайма в Бильбао, построенный по проекту Фрэнка Гери. Я прежде встречалась этим великим архитектором – Кренс сам меня с ним познакомил, когда они вместе показывали мне модель будущего здания музея.
Модель моделью, но то, что высилось передо мной, опрокидывало все мои прежние представления о современной архитектуре и о том, как сегодня должен выглядеть музей. Я не могла себе представить, что человек может придумать такую сложную, изменчивую структуру архитектурного объема здания, как будто для него нет ничего невозможного и как будто строительные технологии, даже самые передовые, не накладывают никаких ограничений на ход мысли архитектора. Музей построен в очень неудобном месте на пересечении транспортной развязки, но Фрэнк Гери вписал его в этот ограниченный участок так остроумно, что здание, казалось, поворачивается своими разными сторонами и меняет конфигурацию по мере приближения. Перед музеем стоял гигантский цветочный щенок Джеффа Кунса, и мне показалось, что я уже ничему больше не смогу удивиться, но, зайдя внутрь, в буквальном смысле онемела. Я всегда была поклонницей нью-йоркского здания Фрэнка Ллойда Райта, не слишком удобного для устройства выставок и воплотившего важнейшую идею музея как сакрального пространства, которое само по себе дарит невероятные эмоциональные и духовные переживания, но то, что я увидела в интерьере Бильбао, сразу же перекрыло впечатления от знаменитой постройки Райта. Передо мной было овеществленное, ставшее реальностью видение из фильма «Метрополис» Фрица Ланга, но в отличие от его мрачной антиутопии – утопически прекрасное, ясное, пронизанное мощными потоками света. В воображении, конечно же, сразу предстала знаменитая башня Татлина в том масштабе, в котором она должна была быть построена, но все равно, при всем понимании точек отсчета и ассоциаций – а к описанным мной добавилась и мастерская скульптора Бранкузи, – то, что я увидела перед собой, лишило меня дара речи. Я находилась внутри величайшего произведения современного искусства, которое, казалось, не могло быть создано человеческими руками и разумом – столь органичным и совершенным оно было. А я ведь за несколько лет до этого пожимала руку его создателю.
От потрясения я едва поздоровалась с находившимся там же Кренсом, который тоже прилетел в Бильбао и ждал прибытия принца Монако Альбера, пожелавшего осмотреть музей еще до его официального открытия. Вертолет с принцем немного задерживался, и Кренс решил спросить о моем впечатлении, но в ответ я не могла связать и двух слов. Он удивился – неужели мне нечего сказать? И я вынуждена была признаться, что не могу найти слов, они все никак не отражают того, что я испытываю. Он удовлетворенно улыбнулся и сказал, что таков был их с Гери замысел, чтобы входящий в здание испытывал те же чувства, что и неграмотный французский крестьянин XIII века, попавший под своды Шартрского собора. И моя безъязыкость была именно той реакцией, которой они ожидали и хотели получить.
Потом прилетел принц, его вертолет приземлился совсем рядом, и мы все вместе пошли осматривать музей. Это
