Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова
Я проработала в «Нурминене» полтора года. В первый год мы подняли количество заказов и доход по российскому направлению в пять раз. За первое полугодие второго года – еще в два. Для меня эта работа – трудная, нервная, напряженная – стала прекрасной школой логистики и европейского менеджмента – честного, ненавязчивого, с исключительной быстротой реакции и коммуникации. При этом у меня были идеальные отношения с работодателем, Пентти Флинк прекрасно понимал, что моя квалификация сильно превышает обычные требования транспортной компании, и все в «Нурминене» относились ко мне с огромным уважением.
Конечно же, отправляя и принимая выставки, вышагивая километры по офису наших партнеров-брокеров в Шереметьево в ожидании, когда выставочный груз – а по сути бесценные шедевры – будет выпущен таможней, я скучала по кураторский работе. Общение с таможенниками мне давалось трудно: я понимала, что их требования вполне законны, но создают риски для безопасности художественных произведений, которые я не могла называть товаром, как было написано в транспортных накладных.
Хорошо помню один из своих первых больших заказов – выставку «Пикассо, Дали, Миро» из музейных собраний Испании в ГМИИ имени Пушкина. Мы ждали выпуска прилетевшего с утра выставочного груза, поскольку испанцы, как, впрочем, и все сопровождающие, настаивали на немедленном вывозе своих шедевров из аэропорта в музей. Я уже заехала на фургоне в зону хранения, оставив испанских партнеров в брокерском офисе, но тут выяснилось, что нет кладовщицы. Я пошла ее искать, надеясь уговорить поскорее выпустить наши ящики. Я нашла ее на соседнем складе, она была на грани нервного срыва, и в ответ на мои стенания по поводу мировых шедевров, прокричала: «Пикассо, Пикассо, да хрен с ним, у меня вон креветки текут!» Мне нечего было противопоставить текущим креветкам, и наши ящики остались на ночь в аэропорту. Все это подавляло, каждая воздушная транспортировка становилась для меня вызовом – вытащим в этот же день или не вытащим? Сможем убедить таможенника не распаковывать ящики сразу по привозе в музей и дать им отстояться в течение 24 часов в соответствии со всеми музейными нормами или не сможем?..
Работая потом в Пушкинском музее или в Музеях Кремля, где в мои обязанности входило обеспечение логистики, я не раз вспоминала «Нурминен Прима» – особенно когда запрашивала обсчет транспортных услуг, а мне отвечали, что на это потребуется две недели. В «Нурминене» в ответ на срочный запрос, сделанный утром, я уже к концу рабочего дня получала по факсу напечатанное касплоком письмо от ведущего специалиста компании Ярмо Валтонена с предварительным обсчетом, который потом почти ничем не отличался от обсчета окончательного…
Пентти уже давно на пенсии, Ярмо ушел из компании, проданной огромному логистическому концерну, но каждый раз, когда возникают сложности с перевозками или передо мной на стол ложится завышенное предложение по цене, я вспоминаю эти полтора года в «Нурминене» как важнейший для меня опыт. Благодаря высокому профессионализму моих коллег, у которых я очень многому научилась, я и сейчас четко отслеживаю и отмечаю в сметах все некорректные позиции, рассчитанные на то, что музеи плохо себе представляют, как формируется себестоимость и маржа транспортных услуг. Но оставалась я в логистической компании сравнительно недолго: сработал «зов крови».
Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина
Я очень хорошо помню тот день летом 1998 года: я стояла в очереди в банке в вестибюле Центра международной торговли, чтобы снять необходимые для очередных платежей деньги, и в этот момент мне позвонила Алла Александровна Бутрова, всесильный начальник зарубежного отдела ГМИИ имени Пушкина, долгие годы проработавшая в Министерстве культуры СССР и на многих нагонявшая страх. Она сказала мне, что звонит по просьбе Ирины Александровны Антоновой, что сама собирается уходить на пенсию и предлагает мне прийти в музей на ее место.
Конечно же, я мечтала о музейной работе, тем более в таком музее, как ГМИИ, но одновременно прекрасно понимала, что вступление в эту, вроде бы совершенно «мою», должность чревато многими рисками, в том числе и ежедневным общением с Ириной Александровной Антоновой, чей директорский кабинет был смежным с зарубежным отделом. К тому же я понимала, что, если приму это предложение, моя зарплата уменьшится раз в тридцать. Всецело сосредоточившись на беседе и обдумывании всех полюсов и минусов, я отошла от окошка банка в сторону и встала рядом с какой-то витриной. В конце концов я ответила Алле Александровне согласием, и только тогда обратила внимание на витрину, возле которой стояла. Оказалось, что это террариум, где сидел живой удав и в этот момент он как раз обедал – из пасти у него торчали хвост и задние лапки белой мышки, которую он наполовину уже заглотил. Это было предупреждение небес, как в древнегреческой трагедии, я его прекраснейшим образом разгадала и сильно испугалась. Но своего решения не изменила.
«Нурминен», услышав о моем уходе, предложил мне повысить зарплату на треть, дети