Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова
На следующий день Урсин сделал мне предложение, от которого я не могла отказаться: так как он плохо владел английским, он предложил мне сопровождать его в две поездки – одну в Диснейленд, куда меня совсем не тянуло, а другую – на скоростном поезде в Киото, древнюю столицу Японии, попасть куда было моей мечтой, – и был готов оплатить мой проезд. Я согласилась и не пожалела, поскольку японский Диснейленд оказался очень занятным местом, в том числе и для понимания того, что такое японская семья и как японцы относятся к детям. Так случилось, что это была моя единственная поездка в Диснейленд, и, невзирая на то, что его абсолютно американизированная, на грани китча эстетика полностью противоположна «гению места», поражало ощущение праздника и волны положительных эмоций. Японские детишки искренне радовались ожившим героям диснеевских мультиков, они с восторгом следили за шествиями мультяшных персонажей, катались на аттракционах, ходили по комнатам с кривыми зеркалами, и все это в сопровождении родителей, которые, как я понимала по «языку тела», давали добро на все. Было так приятно видеть детей, окруженных любовью своих мам и пап, я не слышала ни единого грубого окрика.
Путешествие в Киото оказалось совсем другим, и я очень благодарна Александру Урсину за возможность увидеть и понять суть того, что составляет основу японской культуры и мировоззрения. Во-первых, сильнейшее впечатление оставила поездка на скоростном поезде. Мы выехали в шесть утра, день был хороший, и во время пути мы увидели Фудзи – японцы считают, что это очень хороший знак. По приезде в Киото выяснилось, что мой английский с трудом там употребим – большинство тех, к кому мы обращались с вопросами, как добраться до главных храмов и монастырей, говорили только по-японски. У нас в руках была карта, которую нам дали в музее, и, показывая пальцем в обозначение основных памятников, нам объяснили, что нужно сесть на автобус. В автобусе возникла другая проблема – где выходить. В ее решении участвовали все пассажиры, они были очень внимательными и старались помочь.
Первым местом, куда мы попали, оказался знаменитый Золотой храм, тогда еще не отреставрированный, он чудесно смотрелся на фоне осенней листвы. Затем мы добрались до монастыря XVI–XVII веков с невероятно монументальными, но сильно обгоревшими во время давней осады входными воротами. Я фотографировала и фотографировала и, конечно, испытывала терпение моего спутника. Но самое главное ожидало нас в последней точке, куда мы смогли успеть, – в дзенском монастыре, основанном в XIII–XIV веках. Я ходила по нему, и мне открывались истоки дизайна ХХ века. Немыслимая простота интерьеров, минималистическая темная деревянная мебель, ширмы, раскрытые в этот солнечный день, льющийся из сада сквозь деревья свет – одна из сделанных в тот момент цветных фотографий смогла передать все волшебство этого впечатления. Обойдя помещения изнутри, мы оказались перед главным чудом этого места – садом из камней и песка. Конечно же, мы изучали в университете искусство средневековых Японии и Китая, читали книжку Николаевой про японские сады, но реальность оказалась во много раз сильнее, чем все репродукции и слайды. Даже не понимая истинного предназначения и философии этого сада, ты чувствовал, что все суетное немедленно исчезло, что надо сесть, смотреть и предаваться медитации, обретая истинное спокойствие и понимание того, что гармония с миром и с самим собой есть суть замысла Творца, каким бы именем его ни называли.
Много лет спустя, уже будучи директором Третьяковки, я попала в этот же сад и испытала схожие, но уже не столь сильные впечатления. А на следующий день после повторного посещения этого монастыря мне сообщили, что через три дня я буду водить папу римского Франциска по выставке «Русский путь: от Дионисия до Малевича», которую мы организовали в Ватикане, в крыле Карла Великого собора Святого Петра – выставку о стремлении русских художников обрести божественный свет через акт творения. Одно удивительным образом наложилось на другое, и, проходя по залам с папой, я вспоминала то ощущение небесной гармонии с миром, которое наполняло меня в дзенском монастыре в Киото.
Помимо Японии я съездила в Нью-Йорк на открытие выставки «Еврейские художники в России», организацией которой в Еврейском музее на Пятой авеню занималось ВХПО – наконец-то этот проект был реализован. Я очень много помогала куратору выставки Сьюзан Гудман в подборе произведений и в осуществлении договоренностей с владельцами, мы прямо-таки стали приятельницами, хотя работать с ней было очень непросто.
Через год после выставки в Еврейском музее я приехала в Нью-Йорк в качестве сопровождающего, должна была вернуть в Россию «Зеленую полосу» Ольги Розановой после выставки в Музее Гуггенхайма – она перевозилась ручной кладью. Я летела через Вашингтон, где хотела увидеться с Дональдом и Дженнет Мак-Клелланд. Дональд уже вышел на пенсию, был очень рад меня видеть и принимать у себя. В Нью-Йорк я приехала несколько раньше начала упаковки, хотела посмотреть новые выставки – их в этом городе было в те годы великое множество. Тони Васконселлос, с которым я переписывалась и перезванивалась, предложил мне пожить в Lower East Side в квартире его соседа, который в это время отсутствовал. Он обещал встретить меня на вокзале Пенн-стейшн, я вышла на улицу и увидела его, стоящего с палкой рядом с машиной. Тони мне ничего не сказал по телефону, но он был болен, очень похудел и с трудом передвигался. Меня сразу кольнуло в сердце – это не просто проблемы со здоровьем, это что-то более опасное и страшное. Я гнала от себя эти мысли, но было очень тяжело видеть, как он изменился и ослаб. Тони старался держаться, как обычно, он правда был очень рад меня видеть, тем более что мы жили в соседних квартирах, и продолжал работать. Я пыталась стороной у его коллег и друзей выяснить, что же происходит, но никто не мог ответить ничего вразумительного. Когда я уезжала, и мы прощались у Тони в квартире, я крепко обняла его и почувствовала, что под руками у меня кожа да кости. Я, как и в случае с отцом, поняла, что это в последний раз, а уж Тони это и подавно знал. Со мной такое случилось в жизни дважды – я на прощание обнимала человека, пытаясь через это крепчайшее объятие выразить свою любовь и благодарность, хоть немного подпитать своей энергией и тем самым ненадолго отсрочить конец – оба раза с очень близкими друзьями. Первый случай был с Тони – он умер через несколько месяцев после
