Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин
С января 1942 года и до конца мая фронт под городом встал. Немцы больше не предпринимали попыток масштабного наступления. На передовой бои продолжались, но мы, зенитчики и береговики, несли постоянные потери только от налетов авиации. В пехоту нас больше не забирали. Скажем так, мое активное участие в обороне Севастополя закончилось, больше я с винтовкой на передовой не воевал.
Насколько эффективной была деятельность прожектористов? Какой был состав Вашей роты?
Я находился на наблюдательном пункте в качестве связиста-телефониста в трех километрах от расположения прожекторов и примерно в километре от передовой линии. Каждые 30 минут мы были обязаны докладывать: «Сектор такой-то, самолетов не наблюдаю». Если обнаруживали приближение немецкой авиации, то немедленно докладывали на КП, прожектора начинали свою работу, вылавливая своими лучами немецкие самолеты и ослепляя пилотов. Зенитчики всегда нам были благодарны. Все девять прожекторов роты располагались в кузовах грузовиков. Немцы первым делом пытались подавить наши прожектора, а уж потом зенитчиков. Работы нам хватало, ночные налеты были обыденной частью нашей севастопольской жизни. Да и дневных бомбежек хватало с лихвой на нашу долю… Потери мы несли все время, и они были большими. Работа наша была нужной. Приведу пример. В последний день уходящего 1941 года, когда мы вернулись из боя на «воробьевской» батарее, наши товарищи сделали нам подарок. Двумя прожекторами ослепили пилота немецкого бомбардировщика, и он врезался в землю! Даже зенитчики не успели открыть огонь по этому немцу. В роте было около ста человек, половина личного состава — бывшие моряки ЧФ, в свое время списанные с кораблей в морскую пехоту. Остальных набрали из стрелковых подразделений и запаса. 70 процентов личного состава роты были одесситы. Вообще в обороне Севастополя участвовали многие тысячи одесситов. Ведь Приморская армия формировалась и пополнялась в основном из жителей Одессы. Рота располагалась в Северной бухте. Командовал нашей ротой старший лейтенант Николай Михайлович Симановский, бывший электрик Бакинского театра имени Ахундова.
Беспартийных в роте не было, все были коммунисты и комсомольцы. Я вступил в партию в марте 1942 года.
Все солдаты были патриотами своей Родины. Когда немцы пошли в третье наступление на Севастополь, в роте было проведено партийно-комсомольское собрание, которое единогласно постановило: «Умрем в бою, но город врагу не отдадим!». Таков был наш искренний настрой и боевой порыв.
Как кормили в осажденном городе? Как был обустроен быт моряков?
Кормили нас относительно сносно, по флотской норме. Сухари черные были всегда, даже когда случались перебои с подвозом продовольствия в город. Иногда перепадали нам мясные консервы. Но если честно, ощущение голода было нашим постоянным спутником. Половина роты ходила в бушлатах и морской форме, другие в солдатском обмундировании. Зима 1941 года была очень холодной, мы сильно мерзли. А быт был примитивный, война все-таки…
Третье немецкое наступление, трагическое для защитников города. Как оно началось для Вас? Как Вы выжили в севастопольском аду?
После сдачи Керченского полуострова мы все понимали, что вскоре немцы всей своей силой обрушатся на Севастополь. Начиная с 1 июня немцы бомбили без перерыва и круглосуточно обстреливали из тяжелых орудий, а где-то с 5 июня мы уже своих «сталинских соколов» в воздухе фактически не видели. Небо было черное от немецких самолетов. Помню свои доклады в те горькие дни: «Сектор 18 — вижу сто немецких самолетов, сектор 22 — вижу семьдесят немецких бомбардировщиков». Они нас просто с землей ровняли. От этих бомбежек люди сходили с ума в буквальном смысле. Становилось жутко. Весь город пылал от огня пожаров, горизонт утонул в дыму. Те несколько наших бойцов, которых ранило при бомбежках в первые дни штурма, «вытащили счастливый лотерейный билет», их успели эвакуировать, и одного из них, выжившего, я встретил после войны. С воздуха сыпались листовки, почему-то отпечатанные на больших листах красной бумаги с призывом «перебить жидов-политруков и сдаваться в плен». По всей линии фронта немцы установили громкоговорительные установки и с утра до вечера зачитывали списки бойцов, попавших к ним в плен, с указанием воинских частей этих бедолаг. А потом выступали солдаты, попавшие в плен и склоненные к измене. Приглашали в плен. Мол, «есть водка, селедка, колхозов нет, жизнь-„малина“, переходите к немцам, ребята, иначе всех вас в море, как слепых котят потопят». В Симферополе были устроены публичные дома для немцев. Работали там девушки добровольно! Так, немцы привозили к передовой проституток, и те «завывали» проникновенными голосами по громкоговорителю: «Ванечка, иди ко мне, ты нужен мне живой». И гармошка играет… На многих такая пропаганда действовала удручающе.
Примерно до 15 июня наша оборона еще стойко держалась. А потом… Артиллерия замолчала, снаряды кончились.
А немецкие пушки бьют и бьют. Танков у нас нет, а у немцев уже было достаточно много танков… Я видел воронки от немецких снарядов до 15 метров глубиной… Многие были деморализованы и духовно сломлены. Где слова найти, чтобы рассказать, что там происходило! Когда наступали редкие минуты затишья, мы не могли уже поверить, что нас не бомбят и не обстреливают! А потом снова — бомбы, бомбы… Наши ушные перепонки, казалось, вот-вот лопнут. Голова «разрывалась» от воя немецких бомб… Когда 17 июня немцы захватили 30-ю батарею и вышли к Инкерману и к Сапун-горе через третий сектор обороны, стало ясно, что это конец. Нас свободно обстреливали из минометов и даже доставали пулеметным огнем. Все наши зенитные орудия к тому времени были уничтожены. Вечером 19 июня мы получили приказ покинуть Северную сторону и перейти в Южную бухту, где формировалась сводная пехотная бригада из тыловых частей флота. Там были укрепления еще времен Крымской войны. У нас один командир напился и отказался идти вместе со всеми. Боялся из блиндажа вылезти. Симановский только плюнул в его сторону… Разместили нашу роту в здании бывших мастерских флота, начался минометный обстрел, и меня ранило восемью осколками мины.
Ребята вынесли меня на плащ-палатке. Я попал в госпиталь в Камышовой бухте, который находился в бывших ангарах гидросамолетов ЧФ. А мой товарищ, Исаак
