Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова
Когда я приезжала в Борщовку в отпуск – в деревне я оказывалась к полудню, – я ела, открывала все окна, ложилась спать и спала по пятнадцать-семнадцать часов без перерыва. Августа, с которой мы очень подружились, смеялась и говорила: «Ну, мать, у тебя отравление кислородом». Когда становилось холодно – а это иногда случалось и летом – или когда шли дожди, мы топили печку и спали на ней все вместе, и это было просто восхитительно. Дети купались в Волге, я – только изредка, я привыкла к морю, и купание в реке не доставляло мне особого удовольствия. Лишь через много лет, когда мы уже перестали ездить в Борщовку, я узнала, что в мое отсутствие старшая дочь на спор переплыла Волгу и потом вернулась вплавь обратно. Она мне потом призналась, что где-то на середине реки ей стало страшно, что она не доплывет до берега, но она взяла себя в руки и, доплыв до противоположной стороны, заставила отправиться обратно. Это свидетельствует об огромной силе характера, но я рада, что узнала об этом подвиге только годы спустя. И для меня, и для моих дочерей было очень важно оказываться летом в далеком от цивилизации, но таком настоящем, таком близком нашей природе месте, где мы научились понимать и принимать жизнь такой, какая она есть.
Мы, конечно же, несколько раз съездили на пароходике в Кинешму, а также в Плёс, который тогда выглядел совсем не так, как сейчас. Оказавшись за последний год несколько раз в Плёсе, я все время вспоминала эту поездку с моими дочерьми и их такими же малолетними кавалерами. Но мне страшно сегодня вернуться в Борщовку и увидеть заброшенный полуразрушенный дом и деревню, где не осталось никого, кого я знала тогда, – Августа умерла в страшных мучениях от рака полтора десятка лет назад. Именно там и тогда я поняла, что Россия по-настоящему держится на женщинах, невероятно сильных, духовно богатых, внутренне благородных и не жалеющих самих себя ради блага своих близких.
Ограбление бани с невозможностью мыться стало неким триггером, заставившим нас в самом конце 1990-х оставить Борщовку – к тому же мне становилось все труднее выдерживать долгую дорогу со сменой многих средств передвижения с тяжелой поклажей. Впрочем, и финансовая ситуация менялась к лучшему и открывала другие возможности для летнего отдыха.
Родченко в Японии. Работа в логистике. «Нурминен Прима»
После «Москвы – Берлина» приватизированное ВХПО доживало последние годы своей выставочной деятельности, еще недавно такой активной и яркой. Но время от времени случались еще интересные проекты, как, например, выставка Родченко в прекрасном частном музее в Токио. Я была ее координатором, а куратором – Александр Лаврентьев, внук Александра Родченко и Варвары Степановой. В их дом я впервые попала еще в 1989 году во время подготовки «Великой утопии», часто бывала в 1990-м, когда собирали ретроспективу Родченко для Венского музея прикладного искусства. Я приходила в этот дом в течение многих лет, иногда с младшей дочерью, которую не с кем было оставить дома, и неизменно встречала самый теплый прием, накрытый стол и море новых, не известных мне до того произведений этой удивительной творческой семьи. Вплоть до последних лет к нам присоединялась Варвара Александровна Родченко, которая многие годы уже плохо видела, но, когда речь заходила о каком-то новом повороте в концепции выставки Родченко, она выходила и через некоторое время приносила работы, которые поддерживали эту кураторскую идею. Ее сын, Александр Николаевич Лаврентьев, дизайнер, исследователь и один из самых востребованных преподавателей Строгановки, живой носитель великих традиций русского авангарда, всегда поражал меня скромностью, деликатностью и глубочайшими знаниями истории авангарда, а одновременно – всего самого нового, что происходит в современной архитектуре и дизайне. Эта семья – пример ответственности и невероятной щедрости, а их дом был и остается удивительнейшим местом в Москве, где семья художников сохраняет, изучает и очень активно показывает богатейшее наследие. Как человек, восемь лет проработавший директором Третьяковской галереи, я могу только глубоко сожалеть о нерасторопности моих бывших коллег – Варвара Александровна и Александр Николаевич передали хранившееся у них уникальное собрание произведений Александра Родченко и Варвары Степановой в Музей личных коллекций ГМИИ имени Пушкина, который сделал благодаря щедрому дару семьи прекрасную выставку удивительной творческой и супружеской пары.
Не помню, по какой причине, но в Японию Александр Лаврентьев с этой выставкой Родченко не поехал, и я выполняла там обязанности и хранителя, передававшего японским партнерам экспонаты выставки, и координатора, и отчасти экспозиционера. Хотя, если быть до конца честной, Александр Николаевич так точно отработал с японскими партнерами все принципы развески, а японские девушки-коллеги, монтировавшие выставку, отличались таким внутренним эстетическим чутьем, что на мою долю оставалось лишь выверять детали и этикетаж. Экспозиция получилась прекрасной, хотя было понятно, что музей имел достаточно ограниченные ресурсы, многое делалось на энтузиазме владельцев и сотрудников, работавших почти круглосуточно. Все было очень просто – и создавало совершенно новый образ Родченко в полном соответствии с авангардностью его дарования. Выставка открылась при большом стечении народа и пользовалась большой популярностью. Я прочитала лекцию о русском авангарде на английском языке – оказалось сложно организовать перевод с русского, зал был битком забит, и слушатели проявили незаурядную эрудицию.
В Японии меня поразило все – и масштабы Токио, и абсолютно футуристические, как в фильме Андрея Тарковского «Солярис», развязки дорог, и стерильная чистота подземки, больше напоминавшей операционную, и маленькие детали – такие, как крошечный садик с бассейном с красными рыбками у нас в отеле и лежавший на кровати традиционный японский хлопковый халатик, в котором предлагалось спать. Но любоваться страной и узнавать ее мне, координатору выставки, было некогда. В процессе передачи экспонатов и монтажа я несколько раз вырывалась, чтобы посмотреть Национальный музей или вечером съездить в Гинзу, но не более. И только после открытия у меня оставалась пара свободных дней.
Вместе со мной в Токио на вернисаж приехал директор ВХПО Александр Урсин. Мы жили в маленьком отеле недалеко от музея, прямо напротив императорского дворца и окружавшего его огромного парка, и это было очень атмосферно. После открытия выставки наши партнеры решили показать нам древнюю Японию. В сопровождении приятного и скромного сотрудника галереи мы поехали в Камакуру, ближайший к Токио старинный город Японии. Была осень, склоны холмов,
