На перекрестках встреч: Очерки - Людмила Георгиевна Зыкина
– Да, охрану здания «Дворца юстиции» несли беглые военные преступники различных национальностей, завербованные американскими военными властями в специальные отряды, создаваемые из так называемых «перемещенных лиц». А в самой практике жрецов правосудия были просто уникальные случаи. Вместо того, чтобы повесить палачей-фельдмаршалов во главе с Листом, Гойтнером и Вейксом, которые разбойничали на Балканах, американский суд узаконил их преступления. Все советские люди, приезжавшие сюда, до предела были возмущены этими действиями, их привела в негодование также реставрация тайной резиденции Гитлера неподалеку от курортного баварского городка Берхтесгадена.
– Вы были там?
– Была. Туда ехали люди со всего света. Два года три тысячи невольников строили полублиндаж на вершине неприступной скалистой горы высотой в тысячу семьсот метров. Закончили его перед началом войны. Из этого штаба в глуши Альпийских гор Гитлер намеревался руководить войной и управлять покоренными странами. У подножия скалы были расположены виллы Геринга, Бормана, Риббентропа, Гесса. В 1945 году они превратились в руины. В полной неприкосновенности сохранилось лишь убежище Гитлера. Я помню искусственный грот в центре утеса, облицованный серым гранитом и ярко освещенный изнутри. Отсюда на вершину скалы можно подняться только с помощью лифта. Двухэтажный лифт – нижний этаж для охраны и верхний этаж для Гитлера – был в отличном состоянии. Подъем проходил довольно долго: глубина шахты достигала 125 метров. У пульта управления стоял «настоящий» лифтер – эсэсовец из личной охраны Гитлера Ганс Фойтнер. Американцы его оберегали, как некую дорогую реликвию. Угощали галетами, давали сигареты…
Десять лет спустя я снова побывала в ФРГ. Пресса то и дело пичкала читателей очередными сенсациями. В Гамбурге участились случаи самоубийств среди молодежи. Отчаяние, безнадежность, страх перед будущим пугали юношей и девушек, подходящих к порогу совершеннолетия. Жизнь со всеми ее заботами, беспощадностью и полным отсутствием перспективы оказалась для них невыносимой.
В Бонне разразился скандал в связи с подслушиванием телефонных разговоров разведывательными органами. Телефонная слежка, как отмечали газеты, велась главным образом за прогрессивными деятелями, участниками антивоенного движения. Были публикации и иного рода: дальновидные представители деловых кругов Западной Германии открыто высказывались за создание и укрепление экономических и культурных связей между ФРГ и Советским Союзом, находя в них огромные резервы для развития межгосударственных отношений. Такие высказывания укрепляли веру в возможность сотрудничества в духе добрососедства и взаимопонимания.
Этот загадочный Альбион
Перебираю вырезки английских газет и журналов, пожелтевшие от времени афиши и программки. Их порядочно, особенно если учесть, что англичане не слишком любят писать (или говорить) о достижениях иностранцев и проявлять к ним повышенный интерес. Пресса как будто следила за каждым моим шагом по земле древнего Альбиона. Сегодня Манчестер, завтра Бристоль, послезавтра Кардифф – 75 концертов за считанные недели. Что ни день, то новый город, новые гостиницы, сцены, концертные залы, зрители… Не было даже минутки, чтобы как следует осмыслить разнообразные впечатления от увиденного и пережитого. Из аэропорта – в отель, из отеля – в автобус, на концерт и вновь в автобус… Тяжелая, изнурительная поездка. Помню, как один журналист в конце турне сказал после беседы:
– С такой нагрузкой может справиться только человек, имеющий отличное здоровье. Не так ли?
– На здоровье не жалуюсь. Истинно русские люди редко бывают хилыми.
На другой день увидела в газете: «У Зыкиной мощный голос, потому что она обладает крепким здоровьем. Таких в Советском Союзе хватает, но не настолько, чтобы петь в Британии». Прочла заметку и улыбнулась: «Экая снисходительность!»
Наши гастроли пришлись на время острого экономического кризиса в Англии в 1973 году. Небывалого за всю историю страны уровня достигла безработица, подскочили цены на продукты питания, квартплату, промышлейное же производство шло на убыль. Правительство прибегло к чрезвычайным мерам – трехдневной рабочей неделе, нормированию топлива, резкому сокращению потребления электроэнергии. «Во всем виноваты шахтеры, отказавшиеся от сверхурочной работы» – такое объяснение происходящему давали официальные круги. 270 тысяч горняков бастовали, требуя повышения зарплаты, улучшения условий жизни и труда. К ним присоединились транспортники. Сложилась довольно драматичная ситуация. На железных дорогах царил хаос. Машинисты отказывались вести составы. Графики движения поездов срывались. Такси из-за нехватки горючего простаивали в гаражах на приколе. В Ливерпуле и Манчестере не работали текстильные предприятия. Большинство магазинов торговали при свечах или газовых фонарях. Их витрины – даже фешенебельных торговых центров лондонского Вест-Энда – окутал мрак.
– Вам нечего беспокоиться, – говорил шофер автобуса, на котором мы отправились на первый концерт, – сейчас стало значительно лучше с освещением. А было время, когда вечером владельцы автомобилей отыскивали свои «шевроле» и «форды» на ощупь.
Газеты смаковали подробности краха авиакомпании «Корт лайн». «150 тысяч англичан, заплатив за свой отдых, остались ни ~с чем», – сказано было в одной из них. Тут же сообщалось о «преступлении» некой миссис Энн Килгэрифф, официантки лондонского отеля, пытавшейся унести домой для трехлетнего сынишки несколько пакетиков сахара, исчезнувшего с прилавков магазинов. Сахарный кризис длился многие недели, пока не пошли в ход правительственные резервы, но и этот шаг решил проблему лишь частично. Цена на сахар мгновенно поднялась. Одновременно увеличились цены на кофе, молоко, чай, как на «сопутствующие» продукты. Вместо сахара англичане стали употреблять вынужденно вошедший в моду «слимси» – сладковатый порошок для страдающих ожирением.
Не уставали писать газеты и о новой волне преступности, охватившей страну. Сообщение о какой-нибудь сенсационной «операции», которая принесла большую, порой колоссальную сумму ее организаторам, подхватывало и телевидение. «Полицейские Скотланд-Ярда, – услышала я в вечерней программе, – вынуждены были признать очевидную истину: старая пословица «Преступление не вознаграждается» в Великобритании совершенно устарела… Английские преступники коренным образом изменили технику и способы преступлений. Их стиль – совершенно оригинальный, не имеющий ничего общего ни со стилем Арсена Люпена, ни с грубой манерой Аль-Капоне. И результаты поразительны. Всякий раз поражает смелость замысла, безопасность и эффективность исполнения. Почти всегда «операции» совершаются менее чем за полчаса, и преступники исчезают до того, как бьют тревогу».
Через два дня по той же программе давал интервью представитель Скотланд-Ярда. Он сожалел, что публика, по-видимому, «испытывает некоторое восхищение преступниками, если не сочувствие к ним», и обвинил печать и телевидение в том, что они создают рекламу преступникам.
На другой же день газеты сообщили, как перед дверью почтенной лондонской «Тайме» пять человек, одетых как джентльмены Сити – в котелках, полосатых брюках, с зонтиками, – вышли из нового «ягуара» и поднялись па второй этаж именно в тот момент, когда привозят зарплату сотрудникам. За несколько секунд они расправились со служащими, забрали сумку с деньгами и
