На перекрестках встреч: Очерки - Людмила Георгиевна Зыкина
Утомительной уличной суете и крикливой рекламе Елисейских полей и Больших бульваров противостоял другой Париж, устремленный в века. Тихая площадь Вогезов и прозрачные строения Лувра, отражающий солнечные лучи двор Пале-Рояля и играющий светотенью своего искусно «гофрированного» купола собор Инвалидов создают образ города, в котором ничто не кажется чужим.
Утром с высоты Эйфелевой башни Париж выглядит серебристо-опаловым. Облик города несет в себе черты праздничности.
Нелегко разобраться в массе парижских впечатлений. Но в любом случае сквозь них проступает главное – дружественное отношение народа к посланцам пашей страны – артистам, музыкантам, туристам, всем, кому посчастливилось хоть однажды встретиться с Парижем.
На Мюнхенской волне
16 марта 1968 года исполнением гимнов СССР и ФРГ в гамбургском «Мюзик-холле» открывалось наше турне по Западной Германии под девизом «Поющая и танцующая Россия» (в составе группы была еще танцевальная пара). А потом на сцену вышел генеральный представитель фирмы граммофонных записей
«Ариола – Евродиск» д-р Кенлехнер и вручил по «Золотой пластинке» солисту Большого театра Ивану Петрову, художественному руководителю оркестра имени Осипова Виктору Дубровскому и мне.
Вручение «Золотой пластинки» западными фирмами преследует в первую очередь, конечно, рекламные цели. Вместе с тем этот поощрительный приз объективно фиксирует популярность того или иного артиста, исчисляемую количеством проданных записей его песен.
На коктейле после премьеры Кенлехнер говорил о том, что наш приезд и полмиллиона разошедшихся пластинок с русскими песнями пробили маленькую брешь в ознакомлении Запада и других стран мира (фирма «Ариола – Евродиск» имеет свои предприятия во многих европейских странах и в Латинской Америке) с русской музыкой и песней.
Дело в том, что монопольным правом в этой области завладели тогда осевшие на Западе эмигранты русского, полурусского и совсем нерусского происхождения типа Бикеля, Бриннера, Рубашкина и др. Особое место в этом ряду занимал Иван Ребров, который поражал своим действительно незаурядным голосом почти в три октавы. Для западной публики он «кондовый славянин» с окладистой бородой и «архирусским» именем. Его концертный костюм непременно включал в себя соболью шапку и броский, яркий кафтан с расшитым золотом кушаком.
Популярность Реброва складывалась, на мой взгляд, из нескольких компонентов: хорошие вокальные данные (на Западе басы всегда в большом почете), экзотический внешний вид, сценический образ этакого кряжистого русского медведя, акцент на меланхоличные и грустные русские песни, находящие особый отклик среди сентиментальной публики. Интересно, что Ребров пытался исполнять и немецкие народные песни, но особого успеха не имел.
Его репертуар – удивительная мешанина из старинных русских песен в убогой собственной обработке. Исполнял он, например, «Помню, я еще молодушкой была», почему-то фигурирующую у него под новым названием «Наташа»; песни из репертуара Ф. Шаляпина – «Из-за острова на стрежень», «Двенадцать разбойников»; «Две гитары», «Ухарь-купец» и все, что только душе угодно. Модно петь «Подмосковные вечера» – пожалуйста, мелодии из кинофильма «Доктор Живаго» – извольте!
В песнях Реброва слышались и отголоски белогвардейской обреченности, и мелодии, которые исполнялись расплодившимися на Западе бывшими донскими казаками.
Своими записями Иван Ребров явно старался потрафить мещанскому вкусу обывателей, знавших (вернее, не желающих знать больше) Россию только по водке и икре. Показательны уже названия его песен: «В лесном трактире», «В глубоком погребке», «Рюмка водки» и др. Л сама пластинка называется «На здоровье!».
В общем, Иван Ребров – типичный представитель коммерческого «массового искусства».
Любопытно, что он бывал в Москве – как турист. И при посещении ВДНХ даже пел с ансамблем Мацкевича, выступавшим в ресторане «Колос».
Я позволила себе подробнее сказать о Реброве потому, что во время гастролей в Западной Германии мне пришлось часто слушать его, и еще потому, что многих интересует мое отношение к этому певцу, как я его оцениваю…
В Мюнхене па наших концертах был наплыв эмигрантов. Завязывали с нами разговор и те, кто подвизаются дикторами, редакторами и прочими сотрудниками на радиостанции «Свобода».
Прямо на концерте, а потом еще в гостинице мне вручили несколько анкет с просьбами сообщить сведения о культурной жизни СССР. В одном из конвертов была «объяснительная записка». В ней говорилось, что «Институт по изучению СССР» проявляет интерес ко всему, что происходит в Советском Союзе, включая развитие его культуры. Как пример этого на отдельном листочке был приложен мой репертуар за все годы работы на эстраде. Чтож, пусть изучают, может, и вынесут для себя что-нибудь полезное.
Как-то в Мюнхене настырный корреспондент с радиостанции «Свобода» все не давал мне уснуть после концерта. То звонил по телефону, то стучал в дверь.
– Только один вопрос, госпожа Зыкина, – повторял он на каком-то ломаном русском языке с англо-немецким акцентом.
