И золотое имя Таня… - Александр Владимирович Быков

– Почему же тогда в июле он говорил сестре, что перевелся из Ленинграда в Москву и про учебу говорил? Она это помнит отчетливо.

– Ну прихвастнул малость, выдал желаемое за действительное. К июлю он только творческий конкурс прошел, хотя это для Литературного института – главное. Может быть, он был уверен в своем поступлении, преждевременно, конечно, и самоуверенно похвастал, но все, к счастью, так и вышло. Кстати, до этого приезда в июле 1962-го Рубцов все еще думает о вас, Татьяна Ивановна. Может быть, на что-то надеется. Об этом говорят стихи поэта из архива Н. В. Попова, автографы которых подарены были им в московский музей Рубцова. Попов увидел эти рукописи и получил их на хранение осенью 1962-го, когда Николай уже учился в Литературном. Следовательно, они написаны раньше, где-то в период после лета 1960-го до лета 1962-го. Поэт мечтает вернуться в Вологду и найти свою Татьяну. Он живет в Ленинграде, знает, что такое холодный ветер, о нем он писал еще в 1958 году, когда встретился с юной Ритулей Власовой. Кстати, она его тоже отвергла, добавив очередную ложку дегтя в бочку рубцовского женопонимания. Но Таня – это совсем не то! Для Николая это по-прежнему светлый образ, несмотря ни на какие обиды. Ведь он все ей простил еще в 1960 году, когда приезжал, втайне надеясь на встречу, и был отправлен назад вашей матерью Анной Алексеевной. Именно желанием новой встречи навеяны строки, оказавшиеся в архиве Попова:

Я уезжаю… Мучит тайна.

Однажды на заре проснусь

и золотое имя Таня

Под звон листвы произнесу.

А между тем на всю планету

Вновь ветер холода надул…

Тоскуя, в Вологду поеду

и этот чудный взгляд найду…

В июле 1962 года Рубцов осуществил свою мечту и приехал, но вас снова не оказалось в Космове. Он хочет завязать отношения хотя бы с сестрой, ведь вы немного похожи, но Ольга на это не идет, написав в утешение Николаю адрес младшей сестры Нины. Он понимает, что больше в семью Агафоновых не приедет никогда. С этого момента у Рубцова новая стезя, в Космове в 1962 году он попрощался с юностью, и, как ему казалось, навсегда.

Татьяна Ивановна молчит: видимо, воспоминания снова довлеют над ней. И эта строчка: «Я уезжаю…» – он все-таки закончил это стихотворение и посвятил его ей.

Собеседники скажут друг другу еще несколько слов, и разговор закончится. Вечером поднимется давление, Татьяна Ивановна будет глотать таблетки. Зачем эти воспоминания? Они будят только болезни…

* * *

Середина лета всегда была для Рубцова особенным временем. В 1954 году – счастливые дни поездки к любимой девушке в Космово, в 1957 – литературные бои в «ЛИТО» при газете «На страже Заполярья», когда он впервые почувствовал себя поэтом, 1962 год – последняя, как выяснилось – прощальная поездка в Шуйское и знакомство с Гетой Меньшиковой. Каждый год почти в одно и то же время в жизни Рубцова происходят важные события. Впрочем, он не задумывается об этом, его жизнь год от года набирает темп, несется, как локомотив. Он даже стихотворение написал о чем-то таком: «Поезд мчится с грохотом и воем…», правда, редакторы-негодяи правят поэта. Зачем писать в прошедшем, «мчался» – это неправильно, исчезает нерв повествования, а когда повествование в «настоящем», то звучит совсем по-другому, живо, динамично. На встречах с читателями и семинарах он всегда читает это стихотворение только в «настоящем времени». Он и живет настоящим временем, оглядывается назад только для того, чтобы понять, как много сделано.

Десять лет тому назад он – всего-то начинающий флотский поэт, каких было много на том знаменитом «ЛИТО»; некоторые стали настоящими поэтами и прозаиками, и Николай в их числе. Всего-то 10 лет прошло, а он уже все в жизни сделал: окончил Литературный институт, выпустил и почти каждый год выпускает новые книги стихов, принят в Союз писателей – несбыточную мечту многих, но не его. Ведь стать членом Союза, еще не закончив Литературный институт, – это сильно! Толстые журналы регулярно публикуют подборки стихов – это тоже успех: не каждому дано увидеть свою фамилию рядом с признанными корифеями литературы.

А почему, собственно, рядом? Это они рядом – рядом с поэтом Николаем Рубцовым, который во многом выше их, хоть и выглядит не так респектабельно, как некоторые сибариты. Да, все эти десять лет борьбы не прошли бесследно. Он как Есенин: проказничает, скандалит, эпатирует публику своими выходками. Почему нет – поэты не такие, как все, они имеют право на многое то, что обычному человеку делать непозволительно. Поэты пьют, это необходимо для творческого процесса: когда пишешь стихи, мозг так устает, что просто невмоготу, а нальешь стаканчик-другой – и наступает расслабление, и через какое-то время снова стихи рождаются. Но пьянство – это худшее из зол, говорят ему. Смеется Рубцов, даже стих по этому поводу сочинил, и он до начальства в Литературном дошел. Ругали страшно, но простили. Простили, потому что он – гений. Николай не раз уже думал об этом, говорил окружающим, вызывая бурный хохот.

Некоторые, впрочем, не смеются – это которые понимают. Но понимать – не значит уважать и ценить, понимать можно и завидуя, и тогда делать все, чтобы талант угас. Рубцов знает, как это делается: сейчас поэтов не убивают на дуэли, поэтов убивают словом и делом. Для этого надо совсем немного – знать, что любит человек, что ему дорого, и начинать над этим глумиться. Ответ не заставит себя ждать – вот тебе и скандал. А еще лучше – протокол с бумагой на штраф, у поэта ведь нет денег, и это очень чувствительно. Или еще: стать «другом» поэта и поить его до умопомрачения, потом бросать на улице, авось замерзнет, или оставлять с нетрезвыми хулиганами, которые поэзию не понимают, зато понимают, что за слово нетрезвое надо бить по морде. Вот и бьют, и все по голове. Вино, дебоши, скандалы, как и у других; вот только ему многое из того, что не замечают за иными, – не прощают.

Рубцов как личность живет сразу