Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт
– Вы помните, – спросил как-то Седрик, поднимая голову от книги, которую читал на ковре, – помните, как я вам сказал в первый вечер, что мы поладим? Мне кажется, крепче подружиться, чем вы и я, вовсе невозможно, правда?
– Согласен, мы и вправду неплохо уживаемся, – ответил его сиятельство. – Поди-ка сюда.
Фаунтлерой торопливо поднялся на ноги и подошел к нему.
– Есть еще что-нибудь такое, чего тебе хочется? – спросил граф. – Чего тебе не хватает?
Малыш посмотрел на деда, и в его карих глазах мелькнула тоска.
– Только одного, – ответил он.
– Чего же?
Мгновение Фаунтлерой молчал. Он ведь неспроста так долго обдумывал эту проблему.
– Так чего? – повторил милорд.
И тогда Седрик ответил:
– Душеньки.
Старый граф слегка поморщился.
– Но ведь ты видишь ее почти каждый день, – сказал он. – Разве этого мало?
– Раньше я все время ее видел, – объяснил Фаунтлерой. – Она целовала меня на ночь, когда я шел спать, а утром всегда была рядом, и мы могли все друг другу рассказывать, и нам не надо было ждать.
Несколько секунд старик и мальчик молча глядели друг другу в глаза. Потом граф нахмурился.
–Ты никогда не забываешь о своей матери? – спросил он.
–Нет,– ответил Фаунтлерой,– никогда, а она никогда не забывает про меня. Понимаете, я бы и про вас не забыл, если бы не жил с вами. Я бы даже еще больше про вас думал.
– Честное слово, – проговорил граф, поглядев на него еще мгновение, – пожалуй, так бы и было!
Слушая, как мальчик говорит о своей матери, он еще больше мучился ревностью, чем раньше, – а все потому, что теперь граф любил его еще сильнее.
Но вскоре иные муки, куда более страшные, на время почти заставили его забыть, что он вообще ненавидел жену своего сына. Причиною им стало одно странное неожиданное происшествие. Однажды вечером, почти перед самым завершением строительства в Эрлс-Корт, граф Доринкорт устроил пышный званый вечер. Замок уже очень долго не видал такого празднества. Несколькими днями ранее туда даже прибыли с визитом сэр Гарри и леди Лорридейл, приходившаяся графу единственной сестрой. Этот факт вызвал в деревне большое оживление, и колокольчик в лавке миссис Диббл снова принялся трезвонить как сумасшедший, поскольку все знали, что за все время своего замужества леди Лорридейл навещала замок Доринкорт лишь один раз – тридцать пять лет тому назад.
Это была красивая пожилая дама с ямочками на круглых розовых щеках и белоснежными кудрями, с добрым сердцем, но она придерживалась о брате не лучшего мнения, чем весь остальной мир, и поскольку сама обладала сильной волей и не стеснялась прямо высказывать, что думает, то после нескольких горячих ссор еще в молодости порвала все связи с его сиятельством. За те годы, что они не виделись, до нее доходило немало печальных слухов. Она слышала о пренебрежительном отношении графа к собственной жене и о ее смерти; о его безразличии к своим детям; о том, что двое старших оказались слабохарактерными и развратными посредственностями, что из них не вышло ничего путного и они лишь пятнали фамильную честь. Этих старших сыновей, Бевиса и Мориса, она никогда не видела, но однажды в Лорридейл-Парк приехал высокий, статный, красивый юноша лет восемнадцати, который представился ее племянником Седриком Эрролом и заявил, что проезжал поблизости и решил навестить ее, желая взглянуть на тетю Констанцию, о которой слышал от своей матери. Доброе сердце леди Лорридейл совершенно растаяло при виде молодого человека; она продержала его у себя неделю, всячески обласкав, и осталась в совершенном восхищении. Он был так любезен, весел и полон жизни, что она лелеяла надежду в будущем часто видеться с ним; но судьба распорядилась иначе, ибо, когда он вернулся в Доринкорт, граф был в дурном расположении духа и запретил ему переступать порог имения сестры. Но леди Лорридейл сохранила о нем нежные воспоминания, и хотя ее встревожила его скоропалительная женитьба в Америке, но она очень разгневалась, услышав, что отец отказался от него и никто не знает, где и как он живет. Наконец, поползли слухи о его смерти, потом погиб Бевис, сброшенный лошадью, а Морис умер в Риме от лихорадки; а вскоре распространилась история о ребенке-американце, которого собирались найти и привезти домой, дабы сделать лордом Фаунтлероем.
– И закончит он, должно быть, так же плачевно, как остальные, – сказала она своему мужу, – разве что его матери достанет добродетели и силы характера, чтобы уберечь его.
Весть о том, что Седрика разлучили с матерью, вызвала у нее такое возмущение, что она едва могла найти слова, чтобы его выразить.
– Это бесчестно, Гарри! – ярилась леди Лорридейл. – Ребенка в таком возрасте забрали у матери и заставили быть компаньоном такого человека, как мой брат! Он либо изведет малыша, либо избалует его так, что превратит в чудовище. Если бы я думала, что смогу чем-то помочь, если напишу…
– Не сможешь, Констанция, – сказал сэр Гарри.
– Скорее всего, не смогу. Я слишком хорошо знаю его сиятельство графа Доринкорта… И все же это возмутительно.
Маленького лорда Фаунтлероя знали не только бедняки и фермеры, прослышали о нем и другие. О мальчике так много судачили, столько ходило рассказов о нем – о его красоте, славном характере, популярности среди народа и все растущем влиянии на графа, – что слухи расползлись по всем дворянским домам в округе и сделали его предметом разговоров не одного английского графства. О нем говорили за обедом, женщины жалели его юную мать и гадали, так ли он хорош собой, как утверждает молва, а мужчины, знакомые с графом и его привычками, от души смеялись над историями о вере мальчика в добросердечие деда. Как-то раз сэр Томас Эш из Эшоу-Холла, оказавшись по делам в Эрлборо, встретил графа с внуком на конной прогулке и остановился пожать милорду руку и поздравить его с поправившимся здоровьем и победой над подагрой.
– Представляете, – говорил он после, рассказывая о встрече, – старик распушился от гордости, будто индюк, да я, честно сказать, и не удивлен, потому что в жизни не видел более красивого и статного мальчика, чем его внук! Стройный, как копье, и на своем пони сидит так прямо, будто маленький рыцарь!
Постепенно, через знакомых, слухи о Седрике дошли и до леди Лорридейл; она услышала и о Хиггинсе, и о хромом мальчике, и о лачугах в Эрлс-Корт, и еще о множестве других вещей – и в конце концов горячо захотела познакомиться с малышом. Как раз когда она размышляла, каким же образом это можно устроить, к ее полнейшему изумлению,
