Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт
– Поразительно! – воскликнула она. – Я слышала, что этот ребенок творит чудеса, и теперь начинаю в это верить. Говорят, мой брат его обожает и едва отпускает от себя. И так им гордится! Он, видимо, хочет похвалиться им перед нами. – И она тут же приняла приглашение.
К тому времени, как они с сэром Гарри добрались в Доринкорт, уже вечерело, и, прежде чем отправиться на встречу с братом, леди Лорридейл поднялась к себе в комнату. Одевшись к ужину, она прошла в гостиную и сразу же заметила у камина высокий горделивый силуэт графа. Рядом с ним стоял маленький мальчик в черном бархатном костюмчике с широким воротником из роскошного кружева с зубцами – его круглое светлое личико было так очаровательно, а прекрасные карие глаза, обратившиеся к ней, светились такой невинностью, что она едва не вскрикнула от неожиданности и восхищения.
Пожимая графу руку, сестра назвала его именем, которого не произносила с самого девичества.
– Что же, Молиньё! Это он?
– Да, Констанция, – ответил граф, – это мой внук. Фаунтлерой, это леди Лорридейл, твоя двоюродная бабка.
– Как поживаете, леди бабушка? – сказал Фаунтлерой.
Леди Лорридейл положила руки ему на плечи и, поглядев несколько мгновений в запрокинутое лицо мальчика, ласково поцеловала его.
– Называй меня бабушкой Констанцией, – сказала она. – Я любила твоего бедного папу, и ты очень на него похож.
– Мне нравится, когда мне говорят, что я на него похож, – ответил Фаунтлерой, – потому что его, кажется, все любили – прямо как Душеньку… бабушка Констанция, – добавил он, секунду помедлив.
Леди Лорридейл была в восторге. Нагнувшись, она поцеловала его снова, и с того момента они стали добрыми приятелями.
– В самом деле, Молиньё, – сказала она позже, когда они с графом отошли поговорить наедине, – на лучшее нельзя было и надеяться!
– Пожалуй, что так, – сухо ответил его сиятельство. – Мальчишка отменный. Мы с ним большие друзья. Он считает меня любезнейшим добросердечным филантропом. Признаюсь тебе, Констанция, – иначе ты все равно увидишь сама, – меня несколько тревожит, что рядом с ним я превращаюсь в совершенного старого дурака.
– А что о тебе думает его мать? – со своей обыкновенной прямотой спросила леди Лорридейл.
– Я ее не спрашивал, – ответил граф, слегка нахмурившись.
– Что ж, Молиньё, – сказала его сестра, – буду откровенна с тобой с самого начала. Я не одобряю твоего решения и собираюсь как можно скорее навестить миссис Эррол, так что, если ты хочешь со мной поругаться, лучше предупреди сразу. Все, что я слышала об этом юном создании, подсказывает мне, что ее сын своими достоинствами обязан ей. Даже в Лорридейл-Парк дошли слухи, что бедняки из числа твоих арендаторов ее обожают.
–Они обожают его, – сказал граф, кивая в сторону Фаунтлероя. – Что до миссис Эррол, ты заметишь, что она хороша собой. Я в некоторой степени обязан ей за то, что она передала мальчику часть своей красоты, и ты вольна нанести ей визит, если тебе хочется. Я лишь прошу, чтобы она оставалась в Корт-Лодж, и не уговаривай меня к ней ездить. – И он снова едва заметно нахмурился.
– Но он уже не ненавидит ее так сильно, как раньше, это мне ясно как день, – рассказывала она после сэру Гарри. – И сам он во многом изменился. Каким бы это ни казалось невероятным, Гарри, по моему мнению, от искренней любви к этому невинному и ласковому ребенку он становится человеком. В самом деле, мальчик его обожает – виснет на кресле, опирается ему на колено. Его собственным детям скорее пришло бы в голову ластиться к тигру.
На другой же день она отправилась с визитом к миссис Эррол, а по возвращении заявила брату:
– Молиньё, я в жизни не видела такой чудесной молодой женщины! Голос у нее что серебряный колокольчик, и тебе следует поблагодарить ее за то, какого сына она вырастила. Она дала ему куда больше, чем просто красоту, и ты совершил огромную ошибку, не попросив ее поселиться здесь и заняться тобой. Я собираюсь пригласить ее в Лорридейл.
– Она не оставит мальчика, – заметил граф.
– Значит, приглашу и его, – рассмеявшись, ответила леди Лорридейл.
Но она знала, что Фаунтлероя ей не уступят, и с каждым днем все яснее видела, как сблизились дед с внуком. Все амбиции, вся надежда и любовь гордого мрачного старика сосредоточились на ребенке, а добрый и невинный мальчик отвечал на его заботу безраздельным доверием и искренностью.
А еще она знала, что главным поводом для пышного званого вечера было тайное желание графа похвастаться своим внуком и наследником перед всем светом, показать людям, что мальчик, о котором ходило столько толков и пересудов, еще более совершенен, чем утверждала молва.
–Бевис и Морис так горько его разочаровали,– сказала она мужу.– Об этом знали все. Он совершенно их не выносил. Зато теперь ему есть кем гордиться.
Пожалуй, среди принявших приглашение не было никого, кто не питал бы хоть легкого интереса к маленькому лорду Фаунтлерою и не гадал, покажут ли его собравшимся. И его, конечно же, показали.
– У мальчишки хорошие манеры, – сказал граф. – Он не станет никому докучать. Как правило, дети либо тупы, либо надоедливы – или, как в случае моих сыновей, и то и другое сразу, – но он умеет внятно отвечать, когда с ним разговаривают, и молчать, когда обращаются не к нему. Он никогда не бывает бестактен.
Впрочем, молчать Седрику оказалось почти некогда. Каждый гость находил что ему сказать. Всем хотелось разговорить мальчика. Дамы ласкали его и задавали вопросы, мужчины тоже расспрашивали, шутили с ним, прямо как пассажиры на пароходе, когда он плыл через океан. Фаунтлерой не совсем понимал, почему они смеются его ответам, но не обижался, поскольку уже привык видеть, что его вполне серьезные речи почему-то всегда веселят людей. Вечер показался ему просто замечательным. Роскошно убранные комнаты сияли от множества свечей, благоухали цветы, всюду были веселые джентльмены и нарядные дамы в чудесных красивых платьях, с блестящими украшениями в волосах и на шеях. Одна молодая леди, которая, как он услышал, только что приехала из Лондона, где проводила «сезон», так его очаровала, что он глаз не мог от нее отвести. Высокого роста, с гордо поднятой холеной головкой, увенчанной мягкими темными локонами, она была одета в красивое белое платье, а на шее носила жемчужные бусы. Ее большие глаза походили цветом на лепесток фиалки, а щеки и губы – на розу. Подле этой девушки творилось что-то невероятное. Вокруг нее стояла целая толпа
