Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт
– Должен от всего сердца поздравить ваше сиятельство, – произнес он с теплотой.
Но граф не имел решительно никакого намерения выдавать свои истинные чувства.
– Похож на отца, – сказал он несколько резковато. – Будем надеяться, что вести себя станет более достойно. – А потом добавил: – Ну, с чем вы сегодня, Мордонт? Кто угодил в передрягу на этот раз?
Все шло не так плохо, как ожидал священник, но он все же помедлил секунду, прежде чем начать.
– Хиггинс, – произнес он наконец. – Хиггинс с угловой фермы. Ему в последнее время очень не везло. Прошлую осень он сам проболел, а у детей была скарлатина. Не могу сказать, что он особенно умелый хозяин, но на него навалилось столько несчастий, и он, конечно же, за многим не сумел уследить. Сейчас его более всего беспокоит рента. Ньюик заявил, что если он не заплатит, то должен будет освободить землю, а это, конечно же, поставит его в очень тяжелое положение. Жена его нездорова, и вчера он приходил ко мне, умолял заступиться за него и попросить у вас отсрочки. Он уверен, что, если вы дадите ему немного времени, он все наверстает.
– Они все так думают, – сказал граф с видом довольно хмурым.
Фаунтлерой сделал маленький шажок вперед. Он стоял между своим дедом и его посетителем, изо всех сил вслушиваясь в разговор. Ситуация Хиггинса тут же его заинтересовала: он принялся гадать, сколько у того детей и как они перенесли скарлатину. Неотрывно глядя на мистера Мордонта широко распахнутыми глазами, он с величайшим вниманием ловил каждое слово священника.
– Хиггинс – порядочный человек, – сказал тот, стараясь звучать как можно более убедительно.
– Но арендатор неважный, – парировал его сиятельство. – И вечно не успевает платить вовремя, если верить Ньюику.
– Он в большой беде, – не отступался священник. – Он очень любит жену и детей, но, если у них отберут ферму, они просто-напросто умрут с голоду. У него нет средств, чтобы обеспечить их всем необходимым. Двое детей еще очень слабы после болезни. Доктор прописал им вино и другие питательные продукты, которые Хиггинс не может себе позволить.
На этих словах Фаунтлерой сделал еще шаг.
– Прямо как Майкл, – сказал он.
Граф слегка вздрогнул.
–Ах, ты тут! – воскликнул он. – Совсем забыл, что среди нас филантроп. Кто такой Майкл? – И в глубоко посаженных глазах старика снова блеснуло скрытое удовольствие.
– Муж Бриджет, у которого была лихорадка, – пустился объяснять Фаунтлерой, – и он не мог заплатить ренту и купить себе вина и всего такого. А вы мне дали денег, чтобы я ему помог.
Граф странно нахмурился, но в его сведенных бровях почти вовсе не было суровости.
– Не знаю, какой из него получится землевладелец, – сказал он, коротко взглянув на мистера Мордонта. – Я велел Хэвишему исполнять все его желания – и пожелал он, судя по всему, раздаривать деньги попрошайкам.
– О, но ведь они не попрошайки, – с живостью возразил Фаунтлерой. – Майкл – отличный каменщик! Они все честно трудятся.
– Верно, значит, не попрошайки, – исправился граф, – а отличные каменщики, чистильщики обуви и торговки яблоками.
Опустив взгляд на мальчика, он несколько мгновений молчал. Ему в голову пришла одна идея, и хоть, возможно, породили ее не слишком благородные соображения, но сама она была неплоха.
– Иди-ка сюда, – сказал он, прервав тишину.
Фаунтлерой подошел и встал к нему так близко, как позволяла больная нога.
–Что бы ты сделал в этой ситуации? – спросил его сиятельство.
Нужно признаться, на миг достопочтенного мистера Мордонта охватило любопытное чувство. Будучи человеком весьма сострадательным и столько лет прожив на землях замка Доринкорт, зная арендаторов, зажиточных и бедных, зная жителей деревни, порядочных и трудолюбивых, ленивых и бессовестных, он вдруг с пронзительной силой ощутил, что в будущем власть творить добро и зло окажется в руках этого мальчика, который стоит перед ним, широко распахнув карие глаза и засунув руки глубоко в карманы. А еще ему подумалось, что, быть может, каприз гордого и самолюбивого старика наделит его немалой властью уже сейчас, и, будь малыш не так простодушен и щедр, это могло бы обернуться большим несчастьем не только для всех вокруг, но и для него самого.
–Что бы сделал ты? – снова спросил граф.
Фаунтлерой придвинулся еще ближе и с самым доверительным товарищеским видом оперся ладошкой ему на колено.
– Если б я был богачом, – начал он, – а не просто маленьким мальчиком, я бы позволил ему остаться на ферме и купил все, что нужно его детям; но я ведь еще маленький. – И тут, после секундной паузы, его лицо заметно просветлело. – Вы же все можете, правда? – спросил он.
Милорд хмыкнул, внимательно глядя на него.
– Вот как ты считаешь?
Такое мнение ему определенно польстило.
– Я хочу сказать, вы ведь можете купить человеку все, что ему захочется, – пояснил Фаунтлерой. – А кто такой Ньюик?
– Мой управляющий, – ответил граф. – Некоторые арендаторы его недолюбливают.
– Вы же ему напишете? – спросил Фаунтлерой. – Принести вам перо и чернила? Я могу убрать игру со столика.
Ему просто-напросто не пришло в голову даже на миг, что Ньюику будет позволено выгнать Хиггинса с фермы.
Граф помедлил, не сводя с него взгляда.
– А ты умеешь писать? – спросил он.
– Да, – ответил Седрик, – но не очень хорошо.
– Убери игру, – велел милорд, – а потом принеси перо с чернильницей и лист бумаги, они лежат у меня на письменном столе.
Мистер Мордонт следил за событиями с растущим интересом. Фаунтлерой проворно сделал все, что ему велели, и уже через несколько мгновений на столике ожидали бумага, большая чернильница и перо.
– Вот! – сказал он радостно. – Теперь можете писать.
– Это сделаешь ты, – ответил граф.
– Я! – воскликнул Фаунтлерой, заливаясь румянцем до самых волос. – А если получится плохо? Я не все слова пишу правильно, если у меня нет словаря и никто не подскажет.
– Ничего, – успокоил граф, – Хиггинс не станет жаловаться на твое правописание. Филантроп здесь не я, а ты. Макай перо в чернила.
Фаунтлерой взял перо и окунул в чернильницу, потом с готовностью застыл, наклонившись над столом.
– Хорошо, но что же мне писать?
– Можешь написать: «Хиггинса пока не выселять», – и подпиши: «Фаунтлерой», – сказал граф.
Седрик еще раз обмакнул перо и, положив локоть на стол, принялся выводить буквы. Процесс этот тянулся довольно медленно и утомительно, но он вложил в него всю душу. Через некоторое время письмо было готово, и малыш подал его деду с улыбкой, в которой сквозило легкое волнение.
– Как вы думаете, хорошо? – спросил он.
Граф посмотрел на листок,
