Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт
Размышлять об этом было не особенно приятно – даже такому циничному, повидавшему жизнь старику, который семьдесят лет прожил довольным собой и ни разу не снизошел до того, чтобы волноваться, какого мнения о нем другие, если это не мешало его комфорту или развлечениям. Более того, он ни разу не соизволил даже подумать об этом, да и сейчас задумался лишь потому, что этот ребенок восторгался им куда больше, чем следовало бы. Искреннее желание Седрика пойти по его сиятельным стопам подняло в душе графа неожиданный вопрос: достоин ли он в самом деле того, чтобы служить примером.
Дед Седрика очень сильно хмурился, глядя на пробегающие за окном виды, и мальчик решил, что у графа, должно быть, разболелась нога. Придя к этому заключению, учтивый малыш постарался более не тревожить его и остаток пути провел в молчании, с удовольствием любуясь на деревья, папоротники и оленей. Но вот наконец экипаж, миновав ворота и несколько времени прокатившись по зеленой проселочной дороге, остановился. Они добрались до Корт-Лодж, и Фаунтлерой выскочил из кареты на землю едва ли не раньше, чем рослый лакей успел открыть ему дверцу.
Граф, вздрогнув, очнулся от задумчивости.
– Что такое? – удивился он. – Мы приехали?
– Да, – сказал Фаунтлерой. – Позвольте, я вам подам вашу палку. Можете опереться на меня, когда будете вылезать.
– Я не стану выходить, – резковато ответил его сиятельство.
– Но… вы разве не повидаете Душеньку? – с изумленным лицом спросил Фаунтлерой.
– «Душенька» меня извинит, – сухо ответил граф. – Пойди к ней и скажи, что даже новый пони не сумел удержать тебя в замке.
– Она расстроится, – сказал Фаунтлерой. – Ей, наверное, очень хотелось с вами познакомиться.
– Боюсь, не выйдет, – был ответ. – Экипаж вернется и заберет тебя. Томас, вели Джеффрису трогаться.
Томас закрыл дверцу экипажа. Бросив на старика последний озадаченный взгляд, Фаунтлерой побежал к дому. Граф имел возможность – как в прошлом мистер Хэвишем – полюбоваться на то, как красивые крепкие ножки мальчика с поразительной скоростью мелькают над землей. Очевидно, их владелец не намеревался терять ни единой секунды. Карета медленно покатила прочь, но его сиятельство не сразу откинулся на подушки – он все еще смотрел в окно. В просвет между деревьями ему видна была широко распахнутая дверь дома. Крохотный силуэт Седрика взлетел вверх по ступеням, другой силуэт – тоже миниатюрный, изящный и гибкий, одетый в черное – поспешил ему навстречу. Словно в полете слились они в единое целое – Фаунтлерой кинулся в объятия матери и повис у нее на шее, покрывая поцелуями ее очаровательное юное лицо.
7
Воскресным утром в церкви было людно. На самом деле мистер Мордонт едва ли мог припомнить, когда еще на службу собиралось столько народу. На этой неделе сюда явились люди, которые очень редко удостаивали вниманием его проповеди. Кое-кто приехал даже из Хэйзелтона, относившегося к соседнему приходу. Здесь собрались и обожженные солнцем крепкие фермеры со своими кругленькими румяными женами, разодетыми в самые нарядные капоры и шали, и с детишками, которых у каждой семьи набиралось с полдюжины, и супруга местного врача с четырьмя дочерьми. На свое обычное место прошли миссис и мистер Кимси, которые заведовали аптекарской лавкой, готовили пилюли и смешивали порошки для всех, кто жил в радиусе десяти миль. Пришли и миссис Диббл, и мисс Смифф, деревенская портниха, и ее подруга мисс Перкинс, шляпница, ученик доктора и аптекарский ассистент. В общем, почти от каждой местной семьи явился хотя бы один представитель.
Всю неделю о маленьком лорде Фаунтлерое ходило в народе множество диковинных историй. Миссис Диббл пользовалась таким спросом у клиентов, приходивших купить на пенни швейных игл или отрез тесьмы и послушать новости, что колокольчик над дверью лавки едва не зазвонил себя до смерти от всех приходящих и уходящих. Миссис Диббл знала в мельчайших деталях, как отделаны комнаты его юной милости, какие ему купили дорогие игрушки, знала, что на конюшне его ожидают хорошенький караковый пони, к которому приставили миниатюрного личного конюха, и тележка с отделанной серебром упряжью. А еще она охотно рассказывала, что говорили слуги, которым удалось взглянуть на мальчика в вечер приезда; и как все до единой служанки согласились, что жестоко разлучать маленького бедняжечку с матерью; и что у всех слуг ком стоял в горле, когда он один пошел в библиотеку к своему деду, потому как «не угадаешь, как с ним там обойдутся, – нрав-то у его сиятельства такой, что даже у них, стариков, поджилки трясутся, а тут такой малютка».
– Только уж поверьте мне, миссис Дженнифер, мэм, – рассказывала миссис Диббл, – этот ребенок страха не знает – сам мистер Томас так говорит. Он и улыбался, и беседовал с его сиятельством так, будто они с самой первой минутки друзья. И граф так удивился, говорит мистер Томас, что ничего не мог поделать, только слушал да таращился на него из-под своих бровей. И мистер Томас считает, миссис Бэйтс, мэм, что при всем своем дурном нраве граф тайком обрадовался, даже загордился, потому как, по мнению мистера Томаса, мальчонка – писаный красавчик, да и воспитан прекрасно,
