Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт
Сегодня он явился поговорить об особенно срочном деле и, шагая по аллее к замку, страшился встречи более обычного – по двум причинам. Во-первых, он знал, что граф уже несколько дней мучается подагрой и находится в таком отвратительном настроении, что слухи об этом доползли даже до деревни – одна из молодых служанок поделилась со своей сестрой-лавочницей, которая зарабатывала на жизнь, торгуя штопальными иглами, хлопком, мятными леденцами и сплетнями. Миссис Диббл знала о замке, его обитателях, фермах, фермерах, деревне и ее населении все, что только можно было знать про них стоящего. И конечно, достоверность ее сведений не вызывала сомнений, так как ее сестра, Джейн Шортс, служила горничной на господском этаже, а также водила дружбу с Томасом.
– Уж как его сиятельство бранится! – рассказывала миссис Диббл, наклоняясь над прилавком. – И уж какими выражениями, Джейн сама слышала от мистера Томаса, – ни один человек из плоти и крови, будь он в ливрее или нет, такого не снесет. Не далече как два дня назад он швырнул в мистера Томаса тарелкой, и кабы не условия да не приятное общество внизу, то и часу бы не прошло, как он объявил бы, что увольняется!
Священник тоже оказался обо всем этом наслышан, ибо граф почему-то был излюбленной паршивой овцой во всех деревенских домах и фермерских усадьбах и его дурное поведение предоставило не одной доброй женщине тему для разговоров за чаем.
А вторая причина казалась ему еще хуже, поскольку возникла недавно и обсуждали ее с особенно живым интересом.
Кто же не слыхал о том, как прогневался старый дворянин, когда его младший сын, бравый красавец-капитан, женился на американке? Кто не знал, что он порвал с ним все связи и что высокий юноша с веселой и ласковой улыбкой умер нищим в чужой стране, так и не получив прощения? Кто не знал, как жестоко его сиятельство ненавидел бедное юное создание, которое его сын оставил вдовой, и саму мысль об их ребенке, которого не хотел даже видеть, пока двое его старших сыновей не умерли, оставив титул без наследника? И кто же не знал, что он ожидал приезда внука без всякой теплоты или радости и не сомневался, что тот окажется вульгарным, невежественным, строптивым американским наглецом, способным скорее опозорить его благородное имя, чем послужить к его чести?
Гордый, суровый старик был уверен, что держит все эти мысли в тайне. Ему не приходило в голову, что кто-то посмеет даже гадать, а не то что сплетничать о его чувствах и опасениях; но слуги наблюдали за ним, читая по лицу, по скверному настроению и приступам мрачности, а после подробно обсуждали все это в людской. И пока он полагал себя неприкосновенным для стада простолюдинов, Томас рассказывал Джейн, повару, дворецкому, горничным и остальным лакеям, что, по его мнению, «старикашка паршивого мнения о капитановом сыне и трясется, что он не сделает чести семье». А потом добавлял: «Да и поделом ему. Каким еще мог вырасти мальчуган, ежели его воспитали в бедности в какой-то там Америке?»
И вот, шагая меж величественных деревьев, преподобный мистер Мордонт думал о том, что наследник сомнительного качества прибыл в замок как раз накануне вечером, и девять шансов к одному, что опасения его сиятельства оправдались, и двадцать два шанса к одному, что если несчастный ребенок разочаровал его, то граф сейчас все еще в неописуемой ярости и не преминет излить весь свой яд на первого же посетителя – каковая участь, по всей видимости, ожидала его собственную достопочтенную персону.
Каково же было изумление священника, когда Томас открыл дверь библиотеки и до его ушей донесся звук детского смеха.
– Двое в ауте! – воскликнул взволнованный голосок. – Видите, вот, двое в ауте!
Он увидел кресло графа, подагрический табурет, на котором лежала его больная нога; но еще перед креслом обнаружился маленький столик с полем и фишками, а подле графа, опираясь на его руку и здоровое колено, стоял маленький мальчик с сияющим лицом и задорно блестевшими глазами.
– Двое в ауте! – повторил юный незнакомец. – Не повезло вам в этот раз! – И тут они оба заметили, что кто-то вошел в библиотеку.
Старик поднял взгляд, по своему обыкновению сурово сведя мохнатые брови. К еще большему изумлению мистера Мордонта, приход посетителя раздосадовал графа куда меньше, чем всегда, а не наоборот. По правде говоря, казалось, что он на мгновение позабыл о своей раздражительности и о том, каким неприятным человеком может стать, если постарается.
– А! – воскликнул граф своим привычным резким тоном, но руку протянул вполне благодушно. – Доброе утро, Мордонт. Как видите, я нашел себе новое занятие.
Другую руку он положил на плечо Седрика – возможно, в глубине души его шевельнулась удовлетворенная гордость при мысли о том, какого наследника он представляет миру. Когда он слегка подвинул мальчика вперед, в его глазах вспыхнула искра чего-то вроде удовольствия.
– Это новый лорд Фаунтлерой, – сказал он. – Фаунтлерой, это мистер Мордонт, глава здешнего прихода.
Фаунтлерой, вскинув голову, посмотрел на джентльмена в священническом одеянии и подал ему руку.
– Весьма рад завязать с вами знакомство, сэр, – сказал он, вспомнив фразу, которую раз или два слышал из уст мистера Хоббса, когда тот с подчеркнутой торжественностью приветствовал нового покупателя. Седрик был убежден, что к священнику нужно обращаться особенно вежливо.
Мистер Мордонт на мгновение задержал его ладошку в своей, глядя на него сверху вниз, и невольно улыбнулся. Малыш ему тут же понравился – как всегда нравился новым знакомым. Но более всего он был очарован не красотой и грацией Седрика, а простой и искренней добротой, звучащей в каждом его слове, пусть даже странном и неожиданном. Глядя на него, священник даже не вспоминал о графе. Нет в мире ничего могущественнее доброго сердца, и каким-то образом этому доброму, пусть и совсем юному сердечку удалось рассеять тьму, царившую в этой огромной мрачной комнате.
– Счастлив с вами познакомиться, лорд Фаунтлерой, – сказал священник. – Вы проделали долгий путь, чтобы приехать к нам. Многие здешние жители будут рады услышать, что вы добрались благополучно.
– Плыли мы и правда долго, – кивнул Фаунтлерой, – но со мной была Душенька – это моя матушка, – и мне было не одиноко. Когда матушка с вами, то никогда не одиноко, и еще корабль очень красивый.
– Присядьте, Мордонт, – сказал граф.
Мистер Мордонт
