Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт
Граф со странным блеском в глазах пожал предложенную ладошку. В первое мгновение он был так поражен, что едва ли знал, что сказать, и просто уставился на живописное маленькое видение из-под кустистых бровей, изучая его с ног до головы.
– Рад познакомиться, значит?
– Да, – подтвердил лорд Фаунтлерой, – очень.
Рядом с ним стоял стул, который он и занял; стул был с высокой спинкой и довольно большой, и ноги Седрика, когда он уселся поглубже, не доставали до пола. И все же он, казалось, расположился вполне удобно и устремил скромный, но внимательный взгляд на своего титулованного родственника.
– Я все думал, какой вы из себя, – признался он. – Пока мы плыли, я часто лежал у себя на койке и гадал, похожи вы на моего отца или нет.
– И как, похож? – спросил граф.
– Ну, – ответил Седрик, – я был очень маленький, когда он умер, и, наверное, не помню точно, как он выглядел, но, по-моему, не похожи.
– Видимо, ты разочарован? – предположил его дед.
– О нет, – вежливо ответил он. – Каждому хочется, чтобы все были похожи на его отца, но, конечно, на собственного дедушку приятно посмотреть, даже если он не похож. Вы же сами знаете, как радостно видеть родню.
Граф молча откинулся на спинку кресла. Нельзя было сказать, чтобы он знал, как радостно видеть родственников. Большую часть своего благородного досуга он проводил, жестоко с ними враждуя, выгоняя из дома и применяя к ним обидные эпитеты; все они тоже сердечно его ненавидели.
– Своего дедушку все любят, – продолжал лорд Фаунтлерой, – особенно если он такой добрый, как вы.
Глаза старого аристократа снова странно заблестели.
– О! – сказал он. – Я был к тебе добр, выходит?
– Да, – с живостью подтвердил лорд Фаунтлерой, – я очень-очень вам обязан за Бриджет, и за торговку яблоками, и за Дика.
– За Бриджет? – изумился граф. – За Дика? За торговку яблоками?
– Да! – Седрик принялся объяснять: – Вы мне передали для них столько денег! Тех денег, что мистер Хэвишем должен был мне отдать, если я захочу.
– Ха! – воскликнул его сиятельство. – Вот как? Денег, которые ты мог потратить, как тебе вздумается. Что же ты на них купил? Мне бы хотелось узнать поподробней.
Сведя кустистые брови, он внимательно уставился на Седрика. Втайне ему было любопытно, чем мальчишка решил себя потешить.
– Ой! – спохватился лорд Фаунтлерой. – Вы, может, и не знаете про Дика, торговку яблоками и Бриджет. Я забыл, что вы так далеко от них живете. Мы с ними очень дружим. А тут еще, понимаете, у Майкла лихорадка…
– А Майкл еще кто такой? – спросил граф.
– Майкл – это муж Бриджет, и они оказались в большой беде. Когда человек болеет и не может работать, а у него двенадцать детей, сами понимаете, что бывает. А Майкл никогда не пил. И Бриджет часто приходила к нам домой плакать. В тот вечер, когда пришел мистер Хэвишем, она сидела на кухне и плакала, потому что им почти нечего есть и нечем платить ренту. Я пошел к ней, но тут мистер Хэвишем позвал меня и сказал, что привез от вас много денег. И я побежал изо всех сил на кухню и отдал их Бриджет, чтобы у них поправились дела, и Бриджет никак не могла поверить своим глазам. Вот почему я так вам обязан.
– О, – глухо сказал граф, – значит, вот что ты для себя сделал? А что же еще?
Дугал все это время сидел у высокого стула; когда Седрик уселся, он остался рядом с ним. Несколько раз огромный пес поворачивался и, задрав морду, смотрел на мальчика, словно разговор его очень интересовал. Дугал, всегда полный собственного достоинства, казался слишком величественным, чтобы легкомысленно относиться к своим обязанностям. Старый граф, хорошо знавший пса, наблюдал за ним со скрытым любопытством. Дугал был не из тех собак, что имеют привычку заводить знакомства без разбора, и граф несколько удивился тому, как мирно этот грозный зверь сидит под ласковой детской рукой. В этот самый момент пес еще раз изучающе оглянулся на маленького лорда Фаунтлероя, а потом демонстративно положил свою огромную львиную голову на обтянутое черным бархатом колено мальчика. Разговаривая, Седрик поглаживал нового друга ладошкой.
– Ну, еще я Дику помог, – продолжал он. – Вам бы понравился Дик, он никогда не шильничает.
К таким оригинальным выражениям граф оказался не готов.
– Что это значит? – спросил он.
Лорд Фаунтлерой помедлил мгновение, размышляя. Он и сам точно не знал. Просто никогда не сомневался, что это что-то очень плохое и стыдное, раз Дик всегда так расстраивается.
– Я думаю, это значит, что он никогда никого не обманывает, – наконец пояснил мальчик. – А еще он никогда не ударит того, кто меньше, и очень хорошо чистит обувь, прямо до блеска, изо всех сил. Это его профессия.
– Выходит, он один из твоих знакомых? – спросил граф.
– Старый друг, – ответил его внук. – Не такой старый, как мистер Хоббс, но довольно старый. Дик подарил мне подарок – прямо перед тем, как мы отчалили.
Он сунул руку в карман, вынул аккуратно сложенный красный квадратик и бережно с гордостью развернул его. Это был тот самый шелковый платок с узором из фиолетовых подков и лошадиных голов.
– Вот он, – сказал юный лорд, – и я всегда буду его хранить. Его можно носить вокруг шеи или в кармане. Дик его купил с первой выручки после того, как я выкупил долю Джейка и подарил ему новые щетки. На память. На часах мистера Хоббса я тоже написал на память стихотворение: «Пусть другу про меня всегда напоминает этот дар». А я, когда увижу платок, всегда буду вспоминать Дика.
Чувства высокопочтенного графа Доринкорта в этот момент едва ли можно было описать. Он не принадлежал к числу тех пожилых джентльменов, которых легко выбить из колеи, поскольку немало повидал на своем веку; но теперь ему встретилось нечто настолько поразительное, что у него перехватило его графское дыхание, а в душе всколыхнулись весьма непривычные эмоции. Дети его никогда не занимали: он был настолько занят ублажением собственной персоны, что у него вовсе не оставалось времени ими интересоваться. Даже детские годы сыновей графа прошли мимо него – хотя иногда он вспоминал, что отец Седрика вроде бы казался ему красивым и крепким юнцом. Собственный эгоизм лишил его наслаждения видеть бескорыстие в других, и он даже не подозревал, каким нежным, верным и любящим может быть добросердечный маленький ребенок, как невинны и естественны порывы его
