Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт
– А как ты думаешь, – спросил мистер Хэвишем, – он тебя полюбит?
– Ну, – задумался Седрик, – мне кажется, что да, потому что я ведь тоже ему родня, понимаете, я сын его младшего мальчика. К тому же… Я думаю, он меня уже любит, иначе не дарил бы мне все, чего я захочу, и не прислал бы вас за мной.
– О, вот, значит, почему он все это делает?
– Да, мне кажется поэтому. А вы разве не так думаете? Я же его внук, вот он меня и любит.
Люди, которых поначалу скосила морская болезнь, едва успели оправиться и подтянуться на палубу, чтобы полежать в шезлонгах и насладиться бризом, как уже романтическая история маленького лорда Фаунтлероя разнеслась по всему кораблю, и каждый с любопытством поглядывал на малыша, который то носился как угорелый, то степенно прогуливался с матерью или высоким худым адвокатом, то болтал с матросами. Всем он нравился, всюду заводил знакомства. Казалось, он готов подружиться с каждым. Когда джентльмены, гулявшие по палубе, приглашали его присоединиться, он семенил рядом с ними уверенно и бодро, отвечая на шутки с веселым энтузиазмом; когда с ним заговаривали дамы, в окружавшей его группке неизменно звучал смех; когда он играл с другими ребятами, всегда получались самые веселые игры. Среди матросов у него появились сердечные приятели, которые рассказывали ему чудесные истории о пиратах, кораблекрушениях и необитаемых островах; он научился сплеснивать снасти и такелажить игрушечные кораблики, а также усвоил поразительное количество информации о топселях и грот-марселях. В его речах даже стали проскальзывать морские нотки, и однажды он вызвал бурное веселье в компании дам и джентльменов, сидевших на палубе, закутавшись в шали и пальто, когда своим нежным голоском, да еще весьма прочувствованно, заявил:
– Ядро мне в парус, ну и зябкий выдался денек!
Его очень удивило, что все рассмеялись. Он подцепил это моряцкое выражение у «старого флотяги» по имени Джерри – оно часто фигурировало в историях, которые тот ему рассказывал. Если судить по его повествованиям, Джерри плавал через океан не меньше двух-трех сотен раз, причем каждый вояж неминуемо оканчивался кораблекрушением, которое забрасывало его на очередной остров, кишевший кровожадными людоедами. Кроме того, в ходе этих захватывающих приключений Джерри нередко поджаривали на костре и частично съедали, а также раз пятнадцать – двадцать снимали с него скальп.
–Поэтому он такой лысый,– объяснял лорд Фаунтлерой своей маме.– Если несколько раз снять скальп, волосы перестают расти. Вот и у Джерри уже больше не выросли после того раза, как король парромачавикинов снял с него скальп ножом, сделанным из черепа вождя племени вопслемумпки. В тот раз он попал в особенно серьезную переделку. Когда король начал размахивать ножом, он очень испугался, и волосы у него встали дыбом, да так и остались торчать – король их теперь на себе носит, они сами похожи на щетку для волос. Я никогда еще не слыхал про такие злокручения, какие выпали Джерри! Вот бы мистеру Хоббсу про них рассказать!
Порой, когда погода бывала совсем уж неприятной и обществу приходилось оставаться в салоне, кто-нибудь из взрослых друзей Седрика уговаривал его поведать им о «злокручениях» Джерри, и в те минуты, когда он с огромным удовольствием и жаром пересказывал истории моряка, ни на одном плывущем через Атлантику пароходе вы уж точно не нашли бы пассажира более популярного, чем маленький лорд Фаунтлерой. Он всегда был искренне и добродушно готов изо всех своих детских сил развлекать компанию, а слушателей особенно умиляло, что он даже не подозревает, какой важный у него при этом делается вид.
–Истории Джерри всем очень нравятся,– признавался он своей маме.– Что до меня, уж прости, Душенька, только я бы порой даже подставил под сумнение их правдивость, если бы они не случились с самим Джерри. Но раз уж он сам про них рассказывает… все это крайно странно, знаешь ли, но он, пожалуй, иногда может и подзабыть чего, и перепутать, с него же столько раз снимали скальп. От этого станешь забывчивым!
Через одиннадцать дней после прощания со своим другом Диком Седрик оказался в Ливерпуле. В ночь двенадцатого дня карета привезла их с матерью и мистером Хэвишемом к воротам Корт-Лодж. Дом в темноте разглядеть было трудно. Седрик только заметил, что над подъездной дорожкой склоняются огромные деревья, а когда подъехали ближе, увидел открытую дверь, из которой лился яркий свет.
Мэри решила отправиться в Англию вместе с ними, чтобы помогать хозяйке, и добралась до дома еще раньше. Соскочив на землю, Седрик различил в широком ярко освещенном коридоре двух-трех слуг, а на пороге – свою старую подругу. Лорд Фаунтлерой бросился к ней, вскрикнув от радости.
– И ты тут, Мэри? Душенька, это Мэри! – И он поцеловал служанку в красную шершавую щеку.
– Я рада, что ты здесь, Мэри, – тихим голосом сказала миссис Эррол. – Какое утешение тебя видеть. Теперь здесь все не такое чужое.
Она протянула свою маленькую ручку, и Мэри ответила ободряющим пожатием. Она понимала, каково сейчас должно быть юной вдове, которая рассталась с родными краями и вот-вот отдаст родное дитя чужому человеку.
Слуги-англичане с любопытством разглядывали мальчика и его мать. Они успели нахвататься самых разных слухов про обоих; им было известно, как сильно ярился старый граф и почему миссис Эррол поселили здесь, хотя лорд Фаунтлерой будет жить в замке; они знали все об огромном наследстве, которое ожидало мальчика, о злобном характере старика, его подагре и приступах гнева.
– Нелегко ему придется, малютке, – шептались они между собой.
Но им невдомек было, что за человек этот маленький лорд, приехавший к ним из-за океана. Они не понимали, из какого теста сделан будущий граф Доринкорт.
Он ловко стянул пальтецо, будто привык сам о себе заботиться, и стал осматриваться вокруг. Окинул взглядом широкий коридор, картины, оленьи рога и всякие любопытные украшения. Любопытными они ему показались потому, что он никогда раньше не видел подобного в частном жилище.
– Душенька, – сказал он, – дом очень красивый, правда? Я рад, что ты будешь в нем жить. Тут так просторно!
По сравнению с их домишком на бедной нью-йоркской улочке Корт-Лодж действительно казался очень просторным, красивым и нарядным. Мэри провела их наверх, в отделанную индийским набивным ситцем светлую спальню; там был растоплен камин, а на белом меховом ковре перед ним, вальяжно раскинувшись, спала белоснежная персидская кошка.
– Экономка замковая вам ее
