Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье - Константин Эдуардович Шумов
28. Раз еще как-то двое мужиков скот пасли. Это мама моя рассказывала. Как им возвращаться, они на этой Середней реке бабу увидели. Она на пне сидит, воет. Сарафан на ей черный, с цветами. Они распознать решили, лешачиха это или баба. Один-то крест с себя снял, а двое веревку-то руками растянули и пошли на нее. А она все пятится, пятится да так и пропала. Лешачиха это была, потому как крест надеть не захотела. А выла, дак ее леший набил. (19)
29. У нас мама покойная ходила. Смотрит, а вокруг стога бегает лешачиха, а за ней-то мужики, с крестом. А как крест-то накинули, думали — баба, а она — пень. (17)
30. Вот, девки, лесной дедушко нашу семью потрогал да постращал. Отец в лес как-то пошел, раньше ведь дарами жили. Вот пошел он в лес по грибы, долго по лесу ходил, лег на местечко у елки да уснул. Спит он, сны ему разные снятся. Вдруг заохал кто-то, зашумело в лесу, погода спортилась. И кто-то в спину папеньку толкает и за ноги дергает. Вовремя глаза-от открыл да побежал оттуда, все грибы там оставил. Баба, говорит, с мужиком длиннушшие были. Он, как их увидел, так и побёг оттуда. То, видать, бабушка с дедушкой лесные были. (84)
31. На месте Ольховки был лес, в котором тек ручеек. Трое парней шли на рыбалку. Один из этих парней был немым. Зашли парни в лесную глушь и услышали женский плач. Увидели в пятнадцати метрах от себя сидящего на пне мужчину необъятных размеров в черном костюме и рядом с ним — женщину в черной юбке и розовой кофте таких же огромных размеров. Женщина стояла и плакала. Как только они увидели их, немой закричал: «Леший!» Только выбежали из леса, тут плач и прекратился. Было это за две недели до войны с японцами. (99)
32. Материн отец пошел в лес за коровой, ему было восемьдесят лет. Она блудила по лесу, а дед пошел искать ее. Зашел в лес, где-то брякает колокол, сел дед на пенек и решил закурить трубочку. Из лесу выходит сосед Ксенофонт: «Ну что, Егорыч, посидим, покурим». Сел, ногу на ногу, и дед увидел у него раздвоенные бычьи копыта. Снял, испугавшись, крест и давай читать молитвы. И Ксенофонт сказал: «Ну ладно, Егорыч, пойду по своим лесным делам». Когда дед опомнился, побежал, забрел в такую тайгу, где ничего не стало слышно. Блудил-блудил, вышел на опушку леса, видит: леший на корове, еловой веткой погоняет и говорит: «Ну вот, Егорыч, мы опять с тобой встретились!» Тогда дед узнал, что это леший. Егорыч, всегда знавший дороги, не смог выбраться. Потом леший навел его на дорогу и все время хлопал в ладоши и кричал: «Ха-ха-ха!» Шапка дыбом встала, и волосы поднялись. Дед пришел домой, пошел к соседу Ксенофонту и узнал, что тот не был в лесу, а был на смене. Было это в тысяча восемьсот девяносто втором году. (98)
33. Леший ходит по визирке. У нас старик был в Русиновой, он охотник, он людей лечил и людей портил. Он у меня еще собаку отводил — собака не ищет и всё. Лечил и портил. Ночью у нас считается: валишь сушину, комель-то отрубаешь, на это дерево натягиваешь (полог), ставишь там это жердь, с комля поджег, она шает только, не горит. Она шает только, тепло, тут себе настлал и спишь. Он грит: «Вот вы ходите, молодежь, на визирку никогда не ложитесь». — «А зачем, Иван Денисыч, почему?» — «Ночью леший, грит, ходит по визиркам. Ну вот, смотрите: собака ночью его увидит, она залает. Если выскочит, он убьет». Ну хорошо, так бывало, собака залает, не выскочит, он не заденет ни тебя, ни их, ни собаку. Вот он так предупредил. Он меня это учил. Колдун был. Его все боялись, молодежь. Он к нам придет, мы перед ним: «Иван Денисыч, Иван Денисыч». Ему сваришь, принесешь, всё приготовишь, чтобы ему любо было, чтобы он наших собак не испортил. Он собак отводил. Наладит собаку — не будет искать белку. Не будет чуять — лишится хозяин. Вот его все уважали. (13)
34. Леший в лесу живет, это дьявол лесной. Пастухи-то, они знаются с лешим. Леший-то пасет коров-то. Пастух у нас есть, дак он с лешим знался. Он запировал раз, а леший-то не любит пьяных, и в прошлый год леший его с коня счикивал. Подпасок лешего не видит. Только пастух. Простые люди тожо не видят. (17)
35. Пастух наш с дедушкой знался. Он над нашей коровой надсмеялся. Она одна наша была, остальные с фермы. Дедушко помогал ему коров пасти. Научил его, как коров отдавать, а как забирать-то, пастух не понял. Совхозные коровы вместе были, вот они домой и вернулись, а нашу дедушко не отпустил. Корова наша по лесу кругами ходила. Мы ее искать стали, девять часов за ней по лесу ходили. Слышали, как колокольчик звенит и кто-то посвистывает, мы за колокольчиком бежали. А свистел, видать, дедушко, вел корову за собой. Двадцать два дня ее дома не было. Как-то раз она в соседний дом пришла и опять убежала. Добрые люди подсказали, что делать. Мать состряпала пирог, вино купила. Пошли мы в лес, поставили на пенек. Отец отвернулся, три вички срубил, поворачивается, глядь, а на пеньке ничего нет. В этот день и корова вернулась — дедушко отпустил. Только она всю ночь напролет стояла, а чуть засвистит где — уши натопырит. (89)
36. Один раз доярка пасла стадо у леса. Корова пропала. Первый день искали везде, не нашли. На второй день пошли снова искать. Везде искали, нашли в лесу. Ходит возле дерева, ревет, есть хочет. Вокруг дерева земля черна стала. Она всю траву съела, а не уходит от дерева. Не иначе, черт ее привязал. Насилу домой и притащили. (28)
37. Было у нас, у женщины корова пропала. Пошла она на Григорово ворожить. Там, говорят, одна женщина с дедушком зналася. Приехала к бабе той и говорит: «Хочу про корову свою узнать». Вышла та на улицу, свяргала. Окна сдребежжали, погода спортилась. Сижу я, баба говорит, бога не молю, сижу ни жива ни мертва. Пришла: «Поезжай домой, молитвен не твори, в двенадцать часов спать к окну ложись. Он придет и всё тебе скажет». Сделала баба всё, как она велела. Вдруг зашумело, зашумело. Постучал он
