Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье - Константин Эдуардович Шумов
89. А мы вот только скотинушку покупали, заводили ее в хлев, говорили: «Суседушко, матушко, прими-ко мою скотинушку. Люби ее, уважай ее!» А иногда утром станешь, ну корова вся сырая, вся в мокре. Или у меня коза была. Утром пришла во двор — чудо: сено было как-то сплетено и к ноге привязано. Я думаю, чё это у меня коза ногу волочит? Посмотрела: веревка навязана, ее ведь и не развяжешь, так выплетено было. Пришлось разрезать. Но так руками не сделать. Чё-то это есть! (97)
90. А это плел косы лошаде на гриве суседко-то. Какой-то дворовой, чертенок такой. Или вот шерсть вышшиплет. У коровы, у лошаде, может, шерсти не будет на этом месте, кожа одна будет. Когда-то я вот слыхала от отца: ночью-де надо в полночь выйти, он-де там — чик-чик-чик-чик-чик-чик — прядет шерсть-от, дак спина вся обглодана, шерсти нету у овец. Вот сейчас у дочере овцы есть. Овца вся голая почти что, так это этот обдирает, весной-то, в апреле месяце. И вот она выйдет во двор в полночь, есть ли чик-чик-чик-чик — поглядит, а кружок-то на овце вот такой. (9)
91. Баба у нас была шибко вредная и скотину обижала. Корова у нее добрая была. Вот поставила она корову в хлев-от да спать легла. Видится ей во сне, что мужик сидит подле коровы и доит ее. Утром встала, пошла к скотине, доить стала, а молока-то нет! То, видно, суседко ее наказал. Скотина-то она ведь тоже живность — нельзя ее обижать. (90)
92. Суседушко у меня хороший был, доброй. Я вот, когда переезжала в этот дом, в старом доме подпол открыла и сказала: «Суседушка-браток, пошли со мной!» Сейчас он со мной в этом доме живет. Когда у меня сестра умерла, суседушко-то мой даже плакал, жалел. (87)
93. Сусед-то — бес, бесишко он. Я его не видела, он не покажется. На новое место его зовешь: «Суседушко, вакедушко, пойдем с нами на новое место!» Я его спросила, а он только «бу-бу-бу» сказал, не к добру, значит. Вот у сестры Марьи мужика-то и убили после этого. Суседко всегда в голбце живет. Он маленький, как паренек какой. Марья видела, как на лошаде скакал он. (26)
94. У Ординых домовой был. Вот они стали переезжать, и его надо было с собой взять. Так они лапоть в печь бросили и кричат: «Домовой, выходи!» Затем лапоть в полотенце обернули и на новую квартиру принесли. А на новой квартире налили стакан воды, взяли кусок черного хлеба и вместе с лаптем положили в печь. Если утром из стакана убудет и от куска откусано, то домовой здесь, а если нет, то повторяли все сначала. (33)
95. Мы еще маленькие были. Собрались мы в одной избе и начали суседко звать. А потом спать улеглись — кто на полати, кто на печь, кто на лавки. Ночью в избе кто-то ложками застучал. Свет включили — никого. Не знаю, может, суседко и был. (95)
БАННАЯ СТАРОСТА, ПУСТИ В БАНЮ ПОПАРИТЬСЯ!
Рассказы о баннике
96. У нас в бане за каменкой банник жил. Его Митькой окаянным звали. Мы перед призывом в армию вытягивали его веревкой из бани. Сначала его концом веревки дразнили. Он хайлом как схватит, разозлится, потом как дернет веревку, мы все попадали. А сам он весь из шерсти, лица, рук, ног нет. (62)
97. У моего двоюродного брата в бане черти мылись. Давно это было. Вот налили горячей воды, взяли веник и давай париться. Он из клуба шел, услышал, что гремит в бане что-то, заглянул, а там такие волосатые с хвостами. Он испугался и убежал. Потом пришли в баню, а в тазике вода и веник чуть живой. (114)
98. Женщина одна рассказывала. Пошла она как-то в баню взять что-то. Подходит к бане, — а она ночью шла-то, — и чует, что она горячая вроде. Приоткрыла дверь, а оттуда пар валит, и будто вениками хлешшутся. Закрыла она дверь и убежала. А это банный староста сам парился. (63)
99. Соседка, она у нас раньше жила, рассказывала, что, когда была маленькая, у них было семь человек, кажись, семья, и вот когда после шестого человека она пошла в баню, разделась уже и слышит: на полке кто-то парит ребенка, ребенок ревет, короче. И веником кто-то парит. А это, говорят, была банница. Та перепугалася и побежала домой. А потом сказали: когда заходишь в баню, в старую, в черную, то надо говорить: «Банница, пусти помыться». (15)
100. Парень с девкой ходили. Как-то раз девка ему посулила, что в баню ночью придет. Парень-то сидел, ждал-ждал ее в бане, вдруг поблазнилось ему, что она зашла, а вроде и не она. Он выбежал быстрее. На следующий день у девки и спрашивает, приходила она или нет. Она сказала, что нет. Блазнила это ходил. Дьявол этот в двенадцать часов поднимается. (88)
101. Женщина одна в Усть-Уролке живет. Она еще от порчи лечить может. Сама она сказывала. Истопила баню поздно уже. К ей одна женщина ходила мыться все время, а в этот раз не пришла. И вот пошла она одна в баню, думала: «Я-де одна помоюсь в бане хорошо!» Только начала мыться, а ей с потолка на голову словно грабли тянутся. Она испугалася и домой побежала. А это ее банник страшшал за то, что поздно в баню пошла. (63)
102. У нас когда-то отец сказуливал. Мы, грит, пробегали, женихи были с братом, пошли в баню в двенадцать часов мыться, разделися, моемся. Из ведра мылися. Вот, грит, кто-то стукает, брякает, вот брякает. Мы, грит, остановилися — все равно бренчит. То ли под полком, сказал, то ли где, не знаю. Остановились, не моемся, дужку придавили — все равно бренчит. Ну и вот, пошли за баню — никого нету, зашли в баню — все равно бренчит. Мы, грит, живо это, голову намылили, смыли и убежали из бани. (42)
103. А я когда-то лен мяла, вот теперя расскажу. Раньшо мяли, чесали да трепали лен, вы ведь не помните. Я говорю: «Мама, разбуди меня в четыре часа, я пойду». Я ушла в четыре часа утра. Пришла в баню, да жарко. Чё-ко опять легла на лавку. Видится мне во сне: пришел китаец, меня под задницу
