Донна Тартт - Маленький друг

Гарриет уткнулась взглядом в коленки. “Ну и что, что мне придется тут остаться, – мысленно твердила она, – но притворяться, что мне тут нравится, я не обязана”. Дети в лагере, считал доктор Вэнс, должны быть шумными, резвыми, подвижными, а если кто духу лагеря не соответствует, так он его расшевелит силой – затормошит, задразнит. “Что такое, шуток не понимаешь? Не можешь, что ли, над собой посмеяться?” Только кто затихнет – неважно, почему, – как доктор Вэнс тут как тут, швырнет в него наполненный водой воздушный шар, заставит танцевать перед всем лагерем – по-цыплячьи дрыгать ногами, или отправит бегать по грязи, ловить перемазанную жиром свинью, или нацепит жертве на голову дурацкую шапку.

– Гарриет! – нарушила Эди неловкое молчание.

Но что бы там Эди ни говорила, а от доктора Вэнса ей тоже не по себе делалось, и Гарриет это знала.

Доктор Вэнс уныло подудел в кларнет, но Гарриет все равно не подняла головы, тогда он снова просунулся в окно и показал ей язык.

“Я окружена врагами”, – напомнила себе Гарриет. Придется проявить силу духа и вспомнить, зачем она сюда приехала. Да, она ненавидит лагерь на озере Селби, но сейчас для нее безопаснее места и не придумаешь.

Доктор Вэнс присвистнул – звук вышел обидным, презрительным. Гарриет с неохотой подняла глаза (сопротивляться бессмысленно, он так и будет к ней цепляться), и доктор Вэнс сделал брови домиком, как у грустного клоуна, выпятил нижнюю губу.

– Праздник жалости к себе, он и не праздник вовсе, – сказал он. – А знаешь почему? А? Потому что празднуешь один-одинешенек.

У Гарриет запылали щеки, она тайком глянула в окно, за спину доктору Вэнсу. Тонкие высокие сосны. Мимо тихонько прокралась стайка девочек в купальниках, ноги у них были забрызганы красной грязью. “Пала власть горских вождей, – подумала Гарриет. – Я оставил родину и укрылся в вересковых пустошах”[30].

– … неприятности дома? – услышала она ханжеский голосок доктора Вэнса.

– Никаких неприятностей. Просто она. Гарриет просто много о себе воображает, – звонко и четко сказала Эди.

Гарриет вдруг живо с гадливостью припомнила, как доктор Вэнс выталкивал ее на сцену, чтобы она поучаствовала в конкурсе “Покрути-ка обруч”, и как над ней смеялся весь лагерь.

– Ясно, – хохотнул доктор Вэнс, – что ж, с воображалами мы тут умеем управляться.

– Слышала, Гарриет? Гарриет! Ох, не знаю, – вздохнула Эди, – не знаю, что на нее нашло.

– Ничего, пара-другая “королевских ночей”, пробежит разок-другой эстафету с горячей картошкой – и мигом оттает.

“Королевские ночи”! Так и замельтешили сумбурные воспоминания: кто-то своровал ее трусы, кто-то налил воду ей в кровать (“А Гарриет в кровать писается!”), какая-то девчонка ноет: “Не садись сюда!”

Мисс Зубрилка, В-Книге-Нос!

– Эге-гей!

У жены доктора Вэнса голос визгливый, деревенский, а вот и она сама, приветливо трусит к ним в полиэстеровом пляжном костюмчике. Миссис Вэнс (сама она, правда, предпочитала, чтобы ее звали мисс Пэтси) руководила лагерем для девочек и была такой же противной, как доктор Вэнс, правда, действовала по-другому: вечно лезла с телячьими нежностями, совала во все свой нос и задавала кучу личных вопросов (про мальчиков, про интимности, всякое такое). “Мисс Пэтси” было ее официальным прозвищем, но все девочки звали ее “Врачихой”.

– Привет, лапуля! – она просунула руку в окно и ущипнула Гарриет. – Как наши делишки? – Дерг, дерг. – Поглядите-ка на нее!

– Здрасте, миссис Вэнс, – сказала Эди, – как поживаете?

Эди втайне обожала людей вроде миссис Вэнс, потому что на их фоне можно было без особых усилий казаться королевой.

– Ну так идемте же! Все идем в контору! – Миссис Вэнс всегда говорила неестественно бодрым голосом, как женщины, которые участвовали в конкурсе красоты “Мисс Миссисипи” или в “Шоу Лоренса Велка”[31]. – Дорогуша, да ты вон как вымахала! – сказала она Гарриет. – Ну что, обещаешь в этот раз ни с кем не драться?

Доктор Вэнс очень недобро поглядел на Гарриет, и ей этот взгляд совсем не понравился.

В больнице Фариш все прокручивал варианты того, что могло случиться с их бабкой, выдвигал самые разные версии и искал объяснения – весь вечер, да и весь следующий день, поэтому братьям уже очень, очень надоело его слушать. Отупев от недосыпа, они слонялись по приемному покою возле отделения реанимации, то слушая Фариша, то поглядывая воспаленными глазами в телевизор, где показывали мультик про пса-сыщика.

– Только дернешься, как она сразу и укусит, – сообщил Фариш кому-то невидимому, как будто Гам могла его услышать. – Зря ты задергалась. Да хоть бы она на коленях у тебя свернулась.

Он встал, провел руками по волосам и принялся расхаживать туда-сюда, мешая им смотреть телевизор.

– Фарш, – громко сказал Юджин, вытянул ноги, потом снова их скрестил. – Гам ведь так и так надо было за руль садиться, ведь верно?

– Только в канаву выруливать было необязательно, – сказал Дэнни. Фариш свел брови.

– Меня ты из машины так легко бы не выманил, – свирепо сказал он. – Я б сидел тихо как мышка. Стоит дернуться, – он плавно рассек воздух рукой, – это для нее как угроза. Тогда она защищается.

– Ну а что еще ей было делать, Фариш? Ей, черт подери, змея в машину свалилась.

Вдруг Кертис захлопал в ладоши и ткнул пальцем в телевизор.

– Гам! – воскликнул он.

Фариш вскинулся, обернулся. Дэнни с Юджином смущенно прыснули со смеху. В телевизоре пес и группа подростков пробирались по жуткому старинному замку. На стене, промеж охотничьих рожков и алебард висел, оскалившись, скелет, который – ну это ж надо – был здорово похож на Гам. Внезапно скелет слетел со стены и поплыл за псом, который с визгом принялся от него удирать.

– Вот так, – с трудом выдавил Юджин, – вот так она и выглядела, когда кобра за ней гналась.

Фариш только молча поглядел на них – устало, безнадежно. Кертис понял, что что-то натворил, сразу же перестал смеяться и растерянно воззрился на Фариша. Но тут к ним вышел доктор Бридлав, так что они все разом замолчали.

– Ваша бабушка пришла в сознание, – сказал он. – Похоже, выкарабкается. Мы отключили ее от аппарата.

Фариш закрыл лицо руками.

– В смысле, от аппарата искусственного дыхания. Но она по-прежнему под капельницей из-за нестабильной стенокардии. Зайдете к ней?

Они выстроились гуськом и чинно прошествовали за доктором сквозь дебри аппаратов и загадочных устройств к отгороженному занавеской закутку, где лежала Гам (один Кертис остался радостно смотреть “Скуби Ду”). Лежала она неподвижно, и эта ее неподвижность и была страшнее всего, потому что в остальном выглядела она не хуже обычного, разве что глаза полуприкрыты – из-за паралича Гам не могла шевелить веками.

– Ну, я вас оставлю с ней на минуточку, – доктор энергично потер руки. – Но всего на минуточку. Ей нельзя переутомляться.

Фариш первым подскочил к кровати.

– Это я, – сказал он, склонившись над бабкой.

Глаза под веками задвигались, Гам медленно отняла руку от покрывала, и Фариш тотчас же ухватил ее обеими ладонями.

– Кто это сделал? – грозно спросил он и почти прижал ухо к ее губам, чтобы лучше слышать.

Через несколько секунд она ответила:

– Не знаю, – голос у нее был сухой, слабый, еле слышный. – Я только вдалеке детей каких-то видала.

Фариш покачал головой, встал, с размаху шлепнул кулаком по ладони. Подошел к окну, уставился на парковку.

– Да какие дети, брось ты, – сказал Юджин. – Я как про все это узнал, знаете, на кого подумал? На Портона Стайлса. – У Юджина рука до сих пор была в перевязи после укуса змеи. – Или это Бадди Рибалс. Говорят же, что у Бадди есть список людей, с которыми он хочет поквитаться. Что когда-нибудь он всем отомстит.

– Нет, это точно не они. – Взгляд у Фариша вдруг сделался умный, проницательный. – Это все тогда вечером началось, в миссии.

Юджин сказал:

– Не надо на меня так смотреть. Я тут ни при чем.

– Думаешь, это Лойал? – спросил Дэнни Фариша.

– С чего бы? – сказал Юджин. – Он уж неделю как уехал.

– Одно мы знаем точно. Это, черт подери, его змея. Без вопросов, – сказал Фариш.

– Знаешь, это ты попросил его приехать и притащить своих змей, – сердито сказал Юджин, – я его не звал. Я теперь вообще к себе домой-то зайти боюсь…

– Говорю, это змея его, – сказал Фариш, нервно постукивая ногой, – я не говорил, что это он ее кинул.

– А меня, Фариш, знаешь, беспокоит, – сказал Дэнни, – кто нам тогда лобовое стекло-то разбил? Если они товар искали.

Дэнни заметил, что Юджин как-то странно на него смотрит, поэтому замолчал и засунул руки в карманы. Не стоит болтать про наркотики в присутствии Гам и Юджина.