Донна Тартт - Маленький друг

– Змеи меня слушаются, – скромно ответил Риз, на которого все смотрели, разинув рты.

– Хо-хо! – Фариш приобнял Лойала – он был под таким впечатлением от свиста, что сразу подобрел. – А меня научить сможешь, а?

Дэнни уставился в окно, пробормотал:

– Что-то тут не так.

– Что-что? – рявкнул Фариш, резко обернувшись к нему. – Ты мне в глаза смотри, братишка, когда со мной разговариваешь.

– Что-то тут не так, говорю. Когда мы пришли, дверь была открыта.

– Джин, – Лойал прокашлялся, – надо идти к твоим соседям снизу. Я точно знаю, куда эта девочка уползла. Она сидит себе в интиляции, пригрелась у труб с горячей водой.

– И поэтому, значит, обратно не ползет? – спросил Фариш. Он выпятил губы и безуспешно пытался повторить жутковатый свист, которым Лойал, одну за другой, выманил из разных уголков комнаты шесть полосатых гремучих гадюк. – Плохо выдрессировал, что ли?

– Я их никого не дрессировал. Им просто галдеж этот не по нраву и топот. Не-е, – Лойал почесал в затылке, еще раз заглянул в вентиляцию, – эта уползла.

– И как ты ее доставать будешь?

– Эй, мне к врачу надо! – провыл Юджин, потирая запястье. Рука у него так распухла, что стала похожа на надутую резиновую перчатку.

– Черт подери! – весело воскликнул Фариш. – Тебя ужалили.

– Я говорил, что меня ужалили! Вот сюда, сюда и сюда!

Лойал подошел к Юджину:

– Они, бывает, за раз весь яд не пускают.

– Да эта тварь на мне повисла!

Поле зрения Юджина оплывало черным по краешкам, рука горела, он был как будто под кайфом – довольно приятное, кстати, чувство – из шестидесятых, из тюремного еще времени, когда он еще не пришел к Иисусу, когда он балдел, нанюхавшись в прачечной жидкого мыла, когда вокруг него смыкались запотевшие бетонные стены и он смотрел на мир сквозь узенький, миленький кружок, будто через картонную трубочку от туалетной бумаги.

– Меня еще похуже цапали, – сказал Фариш. Чистая правда, было такое, давным-давно, когда он расчищал участок на тракторе и решил оттащить камень с дороги. – Лойл, посвисти ему, чтоб прошло.

Лойал осмотрел распухшую руку Юджина:

– Ого, – мрачно протянул он.

– Давай! – веселился Фариш. – Помолись за него, проповедник! Призови-ка нам Господа! Поделай чего там надо!

– Это все не так делается. Ох, и здорово же малыш тебя покусал, – сказал Лойал Юджину, – прямо в вену вон угодил.

Дэнни нервно провел рукой по волосам, отвернулся. Он весь одеревенел, тело ныло от адреналина, мускулы подрагивали, как провода под напряжением; ему хотелось еще закинуться, хотелось убраться из миссии ко всем чертям, да пусть у Юджина рука хоть отвалится, ему наплевать, и Фариш у него уже в печенках сидел. Вот, значит, Фариш притащил его сюда – и что же, скажите на милость, спрятал он наркотики у Лойала в грузовике, пока можно было? Нет. Он расселся тут и сидел добрых полчаса: развалился на стуле, наслаждался тем, что вежливый проповедничек так и глядит ему в рот, врал напропалую да хвастался, травил байки, которые братья уже по сто раз слышали, и просто не затыкался. Дэнни ему уж чуть ли не открытым текстом намекал, ан нет, Фариш так никуда и не пошел ничего прятать, наркотики так и остались лежать в купленном по дешевке военном ранце. Куда там, он прямо прикипел к Лойалу Ризу, с головой ушел в ловлю змей. И очень уж легко у него Риз отделался, уж как-то слишком легко. Фариш, бывало, нанюхается и как втемяшит себе что-нибудь в голову, не выбьешь оттуда потом эти его мыслишки и идейки – да и не знаешь никогда, за что он уцепится. Фариш, будто дитя малое, отвлекался на любую дурацкую мелочь – шутку, мультик по телевизору. И папаша их был такой же. Он мог избивать до полусмерти Дэнни, Майка или Рики Ли – из-за полной ерунды, но стоило ему услышать хоть какую-нибудь зряшную новость, как он мигом замирал с поднятым кулаком (сын в это время рыдал и корчился на полу), а потом мчался в соседнюю комнату и врубал радио. Цены на скот выросли! Ну ничего ж себе!

Но вслух он сказал только:

– Мне, знаешь ли, вот что любопытно, – Дольфусу он никогда не доверял, и Лойалу этому доверять не собирался тоже. – Как змеи-то вообще из ящика выползли?

– Ох, твою мать! – вскрикнул Фариш и кинулся к окну.

Тут и Дэнни понял, что слабенькое монотонное пощелкивание у него в ушах – чпок, чпок! – ему вовсе не послышалось, что к дому и вправду, шурша гравием, подъехала машина.

У Дэнни перед глазами, шипя, заплясали красные точки, будто огненные галочки. Он и опомниться не успел, как Лойал уже спрятался в соседней комнате, а Фариш, стоя возле двери, причитал:

– Иди сюда. Скажи ему, что, шум, мол… Юджин? Скажи, что тебя во дворе змея укусила.

– Скажи ему, – у Юджина стекленели глаза, от яркого света лампочки его корежило, – скажи ему, чтоб увозил своих гадов чертовых. Скажи ему, чтоб утром и духу его тут не было.

– Извиняйте, мистер, – сказал Фариш, преградив путь мужчине, который, громко возмущаясь, пытался попасть в квартиру.

– Что здесь происходит? Это что за попойка тут у вас.

– Никаких попоек, сэр, нет-нет, не входите, – сказал Юджин, который загораживал вход мощными плечами, – нам тут не до гостей. Нам помощь нужна, моего брата змея укусила – он сам не свой, видите? Помогите мне дотащить его до машины.

– Ах ты, черт баптистский, – сообщил Юджин краснорожей галлюцинации Роя Дайала, одетой в клетчатые шорты и канареечного цвета тенниску – галлюцинация маячила в сужающемся кружке света, в самом конце черного туннеля.

Ночью, пока шлюховатая, увешанная драгоценностями дамочка рыдала среди цветов и толп, рыдала на подергивающемся черно-белом экране, потому что широки врата и пространен путь, и ревут далеко побежавшие по нему гонимые народы[26], Юджин ворочался на больничной койке, и в носу у него стоял запах паленых тряпок. Он взмывал от белых занавесей к шлюшкиным осаннам, к бурям возле берегов темной и далекой реки. Видения мелькали перед ним вихрем, будто пророчества: блудницы, гнездо каких-то злобных птиц, слепленное из сброшенной змеями чешуи, из гнезда выползает длинная черная змея, сожравшая птиц: крошечные бугорки перекатываются у нее в брюхе, они еще живы и пытаются петь даже во тьме змеиного чрева.

Лойал, свернувшись клубочком в спальном мешке, крепко спал в миссии, и его сон не тревожили ни подбитый глаз, ни кошмары, ни рептилии. Он отлично выспался, проснулся затемно, помолился, умылся, выпил стакан воды, торопливо перетаскал в грузовик всех своих змей, прибежал обратно, присев за кухонный стол, старательно вывел на обороте чека за бензин благодарственную записку Юджину и оставил ее на столе вместе с бахромчатой кожаной закладкой, брошюркой “Речи Иова” и стопочкой однодолларовых банкнот – всего тридцать семь штук. Когда солнце встало, он уже трясся по шоссе в грузовике с разбитыми фарами, ехал на встречу прихожан в Восточном Теннесси. Пропажу кобры (самой ценной своей змеи, единственной змеи, которую он купил) он заметил только в Ноксвилле, но когда позвонил Юджину, трубку никто не взял. В миссии никого не было, и поэтому никто не услышал, как вопили два мормона – оба они заспались допоздна (до восьми утра, потому что ночью поздно вернулись из Мемфиса) и страшно перепугались, когда во время отправления утренних духовных актов заметили полосатую гремучую змею, которая наблюдала за ними, свернувшись клубком поверх стопки свежевыстиранного белья.

Глава 5

Красные перчатки

Гарриет проснулась поздно: грязная, все тело зудит, в кровати – песок. Вонь под мормонским домом, блестящие гвозди в разноцветных ящиках, вытянутые тени в ярко освещенном дверном проеме – все это, да и еще много чего, просочилось в ее сон, причудливо перемешалось с черно-белыми картинками из дешевого издания “Рикки-Тикки-Тави”, в котором и большеглазый мальчик Тэдди, и мангуст, и даже змеи были бойкими и симпатичными. В самом низу страницы кто-то трепыхался завитушкой-концовкой, какое-то несчастное существо, связанное по рукам и ногам, – существо мучилось, существу надо было помочь, но чем именно, Гарриет никак не могла сообразить. С одной стороны, для Гарриет это был немой укор, наглядное доказательство тому, какая она безвольная и трусливая, но с другой – существо вызывало у нее такое омерзение, что Гарриет даже глядеть в его сторону не могла, не то что помочь.

Гарриет, не смотри туда! – пропела Эди. Они с проповедником устанавливали в углу спальни, возле комода, какое-то пыточное устройство, похожее на зубоврачебное кресло, утыканное иголками. При этом они ужас до чего напоминали влюбленную парочку – многозначительно вскидывали брови, обменивались обожающими взглядами, Эди осторожно, пальчиком трогала иголки, проверяя, острые ли, а проповедник отошел чуть подальше и, нежно улыбаясь, скрестил руки на груди, спрятав ладони под мышками…