Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

Чигитов знал этого Кугарова по работе в изыскательной партии. Там он также был завхозом.

«Кугаров так Кугаров, — решил Кирилл. — А там посмотрим».

Знакомство со строительной площадкой и готовыми корпусами заняло около часа. Остальное время пошло на поездку по обоим фосфоритным рудникам, находившимся на расстоянии десяти и двадцати километров от завода. К тому же в разных направлениях. Чигитова сопровождал Мурзайкин, он правил парой коней, запряженных в коляску.

Добыча фосфоритной руды на окраине деревни Элькасы велась открытым способом. Кирилл ознакомился с ходом работ и остался всем доволен. А вот положение дел на втором руднике вызывало тревогу. Особенно состояние проходки-штольни. Нужны были квалифицированные забойщики и подсобные рабочие для работы под землей. А где их возьмешь?

Прораб строительства железнодорожной ветки, которая соединит рудник с заводом, жаловался, что не хватает рельсов, а поставщик — Надеждинский завод на Урале — не соблюдает сроков отгрузки заказа и даже не отвечает на запросы.

Чигитов исписал целый блокнот — жалобы, просьбы, претензии, неотложные нужды… Со следующего дня решил заняться укомплектованием штата. По приказу Москвы заводу придавались все рудники, строительство железнодорожной ветки, ТЭЦ, поселок стандартных домов, механические мастерские…

Кириллу очень хотелось предложить Мурзайкину перейти в штат нового завода. Сейчас он мог бы выбрать себе любую должность, но прямо заговорить об этом стеснялся: несколько лет назад, в Москве, Мурзайкин был его наставником, вдруг теперь он из гордости не захочет работать в его подчинении. К тому же Иван все время твердил, что осенью они с Кирой поедут в Москву учиться…

Вечером Мурзайкин снова пригласил Кирилла к себе в гости.

— Не бойся, скучать не придется, — добавил он. — У меня будет еще один человек…

Этим человеком оказалась Харьяс. Она уже давно сидела у Кирены, покорно слушая ее болтовню. Чигитов, здороваясь с Харьяс, изучающе посмотрел на нее и заметил, как засветились радостью ее черные умные глаза. За это время она нисколько не изменилась, выглядела такой же красивой и молодой, как и прежде, в Москве.

— Как ты здесь работаешь? — спросил ее Кирилл, присаживаясь рядом. — Какие новости?

— О новостях я должна спрашивать у тебя, ты приехал из Москвы, — улыбаясь, ответила она. — Мы тут живем в глуши. Монику не видел перед отъездом? Что идет в московских театрах? Как живут Яндураевы? В Мытищах не бывал? Не собирается ли сюда приехать профессор Верхоленский?

Чтобы ответить на все ее вопросы, пришлось бы потратить весь вечер.

Когда они вдвоем вышли на улицу, Харьяс сказала:

— Жаль Ивана, на пустушке женился, трудно будет ему с ней.

— Молодая еще, остепенится.

— Ты не женился?

— Кому я нужен?

— Напрасно Монику упустил. Ты ей нравился.

— Не будем о ней говорить. Почему не приезжала в Москву?

— Ятманов не отпускал. На Эльстрое было горячее время. Он сам неделями сидел на стройке, пока не пустили дубильно-экстрактный завод.

— А что ты там делаешь?

— В лаборатории работаю.

— Переходи к нам, на химзавод, в Вутлан, — предложил ей Кирилл. — Я как раз комплектую штаты, а специалистов нет.

— Поговорим об этом в следующий раз, — Харьяс торопливо попрощалась и села в рабочий поезд, отходящий на соседний объект, именуемый «Эльстроем».

Следующий раз они встретились снова по инициативе Мурзайкиных. Это было накануне выходного дня, в субботу. Среди приглашенных был друг Ивана с Вутланстроя, страстный любитель рыбной ловли, Леонид Кашкаров. Это был высокий, широкоплечий парень. Он предложив организовать вылазку на Эль. Никто не возражал. Добравшись до реки, разложили костер, забросили удочки. Когда наловили достаточно рыбы, Леонид собственноручно, по особому рецепту, сварил уху, необыкновенно вкусную и ароматную.

Мужчины выпили по стопке водки, женщины — мадеры.

Когда компания разбрелась по лесу, чтобы собрать сухого хвороста, у костра остались Леонид и Кирилл. Оба они считали себя обязанными Мурзайкину и поэтому говорили о нем тепло и благодарно.

Кашкаров, явно испытывая угрызения совести, после дипломатических вступлений выразил сожаление, что их общему другу досталась очень недостойная жена.

— Кира настоящая распутница, — говорил он. — Но умеет маскироваться. Говорят, у нее мать была такая. В Уфе жила одна, без мужа растила дочь. В их доме все время толпились мужчины. Чему же хорошему могла Кира там научиться…

— Иван скоро раскусит ее и выгонит.

— Любовь, говорят, слепа, а он любит Киру. По вечерам она приходит ко мне заниматься по русскому языку, делает вид, что готовится в консерваторию. Но вместо этого сразу же раздевается и ложится в мою постель. Иван и мысли не допускает, что его Кирена моя любовница. Я не знаю, что мне делать. Выгнать ее — Иван оскорбится, рассердится. Рассказать ему обо всем — мне же достанется… Хоть бы в армию скорее призвали, я — призывник, во флот хочу попасть.

Неподалеку от них раздался голос Киры:

— Леонид! А-у-у! Где вы! Я заблудилась!

Спали под открытым небом, у костра, постелив у кого что нашлось — плащ, одеяло, ветки.

Утром, когда Кириллу удалось остаться с Харьяс наедине, она шепнула:

— Придумай, пожалуйста, что-нибудь и увези меня от этой Кирены. Я страшно устала от ее бессмысленной болтовни, а впереди еще целый день…

20

На этой площади, как три былинных богатыря, возвышаются вокзалы Казанский, Ленинградский, Ярославский.

Островерхая башня Ленинградского вокзала похожа на шлем Александра Невского, крыша Ярославского на головной убор Золушки, ансамбль Казанского, расписанный затейливым, восточным орнаментом, напоминает о мудром гостеприимном Востоке. Сюда ежечасно, как реки в море, стекаются поезда из Татарии, Чувашии, Узбекистана, с Урала, из Сибири, с берегов Амура…

Посланцы и гости столицы суетливым потоком выливаются с платформ на шумную, как среднеазиатский базар, площадь. У всех в руках — чемоданы, саквояжи, корзинки, кошели, кумганы, котомки… В глазах — восторг перед красотой столицы и растерянность перед ее необъятностью и величием.

А площадь во всех направлениях пересекают трамваи, автобусы, пугая сигналами, легковые и грузовые автомашины, и всюду люди, люди, люди…

Даже человек, уезжающий из Москвы, только тогда вздохнет облегченно, когда сядет в вагон отходящего поезда.

Вот и эта женщина… Едва придя в себя от столичной сутолоки, она теперь облегченно вздыхала, обмахивалась платочком и, запрокинув голову, осматривала расписные стены и потолок здания Казанского вокзала. Рядом с ней верхом на чемодане сидел мальчик лет пяти-шести. Время от времени он хватал ее за подол и плаксиво тянул:

— Пойдем в киоск смотреть картинки…

Мать ласково поглаживала его по голове, совала в руку конфету, обещала:

— Подожди еще немножко. Скоро придет папа, тогда