Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

— Товарищ начальник, сегодня работать больше нельзя, — обратился к Мурзайкину один из бурильщиков. — Портится погода. Видите, какие тучи набегают, а нам еще надо добираться до деревни.

Мурзайкин представил рабочим Петра Петровича и рассказал гостям о работе на этом участке. Уга тем временем набрала ведро руды для анализа.

Верхоленский и Чигитов были так заняты рудой, что не заметили, как разыгралась вьюга. В десяти-пятнадцати шагах уже не стало видно людей. Ветер, вздымая вихри снега, кидал его в лица. Профессор снял очки и, ничего не видя, топтался на месте, кляня взбесившуюся стихию.

— Не зря говорят, если выйдет в дорогу домосед, обязательно разыграется непогода. На этот раз пурга, должно быть, разошлась в мою честь, — проговорил Петр Петрович, пряча лицо в воротник тулупа, белого от снежной пыли. — Куда же нам теперь деваться?

— Нужно срочно возвращаться в Вутлан, — ответил Чигитов, поглядывая в ту сторону, где стояли сани. — Харьяс, где лошади?

— Здесь. Идите сюда, — отозвалась Харитонова. Ее голос то слышался совсем рядом, то вроде бы доносился из глубокой пропасти. — Поторапливайтесь, не то заметет дороги, не доберемся до дома.

Буровщики, разместившись в санях, развернули лошадей.

Когда повозки выстроились одна за другой, Мурзайкин прыгнул в первую, ведущую, и хлестнул лошадей…

Выбрались на большак, проехали несколько десятков метров, повернули в сторону деревни, и вдруг передняя лошадь по брюхо провалилась в сугроб. Бедное животное жалобно ржало, вертело головой, трепыхалось всем телом, как рыба, попавшая в сачок, но выбраться из западни не могла.

Наезжая одна на другую, остановились остальные подводы. Головная лошадь, видимо, сбилась с дороги.

Буровики, те, кто помоложе, повскакивали с саней, стали искать твердое, наезженное место — дорогу. Но в разбушевавшейся стихии невозможно было ориентироваться. Снежные вихри хлестали по лицу, снег набивался за воротник, в рукава, ноги проваливались в бездонные сугробы.

— Ну, вот видишь, Харьяс, даже твое присутствие не оберегло профессора от неприятности, — сказал Кирилл. Он сидел на одних санях с Харитоновой и Угой и хотел чем-нибудь расшевелить их. Но те, молчаливо съежившиеся под одной брезентовой накидкой, не подали голоса. Тогда Чигитов шутливо добавил: — Неужели же мне суждено так бесславно погибнуть среди родных полей? В боях с Колчаком не погиб, а здесь… И никто меня не оплачет, не вспомнит добрым словом.

— Рано вздумал прощаться с жизнью, — сказала Харьяс. Из-под накидки донесся приглушенный смешок ее и Уги. — А уж если погибнешь, потомки воздвигнут тебе нерукотворный памятник, здесь, среди поля, в назидание малодушным.

— Сейчас начать благодарить или потом? — Кирилл нащупал под брезентом руку молодой женщины, сжал ее.

С тех пор, как Чигитов понял, что между Мурзайкиным и Харьяс не существовало ничего такого, что могло бы оскорбить его чувства, он стал держаться уверенней, смелее.

Впереди произошло какое-то движение. Все решили, что нашли дорогу. Подводы сдвинулись и тут же снова остановились. Передняя лошадь опять утонула в сугробе.

Верхоленский вылез из саней, прошел вперед, вернулся и теперь, чтобы не окоченеть, переминался с ноги на ногу.

— Может, нам с Петром Петровичем попробовать добраться до деревни пешком? — обеспокоенно шепнул Чигитов. — Кто-нибудь согласится же провести нас.

— Об этом не может быть и речи. Нельзя в такую пургу отделяться от людей, можно заблудиться и погибнуть. По-моему, нужно распрячь лошадей, сделать шалаш и укрыться до утра, — заявила Харьяс.

Пожилые мужчины, сидевшие в соседней подводе, как бы в подтверждение этих слов, распрягли лошадей, привязали их вокруг своих саней. И уселись под прикрытием животных, плотно прижавшись друг к другу и накрывшись кто чем мог — дерюгой, кулем, охапкой сена.

Уга, дрожа от холода, выскочила из-под брезентовой накидки, побегала вдоль саней, подошла к рабочим. Те посадили ее в самый центр образовавшегося круга.

— Я ведь не одна, — сказала она. — Там тетя Харьяс и Кирилл.

— Здесь места хватит для всех, — отозвался кто-то. — Чем больше народу, тем теплей.

Но Харьяс, беспокоясь о профессоре больше чем о себе, подвела его к своим саням, помогла снять енотовый тулуп, а Кирушу пальто и, постелив все это в затишье, приказала мужчинам лечь. Те, послушно, как дети, подчинились ей, прижались друг к другу спинами. Харьяс прикрыла их сверху своей брезентовой накидкой, сама присела рядом.

— Только не спать, — строго сказала она. — Если будет одолевать сон, о чем-нибудь говорите. Сказки рассказывайте.

— Сказка на воротах, загадка на столбе, — вспомнил Кирилл чувашскую пословицу. Но профессор и на нее не отозвался.

Мужчины, окружавшие Угу, о чем-то говорили и беспрерывно курили. Девушка не вытерпела, прикрикнула:

— Вы что, хотите, чтобы я задохнулась дымом? Сейчас уйду от вас.

Ей ответили сразу несколько человек:

— От дыма теплее становится!

— Дым сон прогоняет.

— Дым от простуды оберегает!

К утру пурга утихла. Небо прояснилось, показались звезды. И хотя было еще совсем темно, люди зашевелились. Стали запрягать лошадей, расходиться по своим саням. Наконец, тронулись.

В морозном воздухе звонко раздавался скрип полозьев, храп продрогших коней, голоса людей.

На востоке занималась заря…

У околицы Вутлана геологов встретила толпа. Среди нее выделялся коренастый человек, одетый по-городскому.

Чигитов тотчас узнал его. Это был Ягур Ятманов, председатель Чувашского Центрального совета народного хозяйства.

Он отделился от людей и побежал навстречу геологам. Около саней, в которых сидели Петр Петрович, Кирилл и Уга, Ятманов остановился. На его лице были и радость, и гнев.

«Как ты мог допустить, чтобы профессор подвергался такой опасности? — говорил его взгляд, брошенный в сторону Чигитова».

— Сейчас мы напоим вас, Петр Петрович, чаем, можно и в баньке попариться, если не возражаете, а потом уложим спать, — заботливо сказал Ятманов, помогая профессору выйти из саней. — Правда, у нас здесь черные бани. Но, по мнению врачей, они имеют даже некоторые преимущества: хорошо дезинфицируются дымом, то есть более гигиеничны.

— Какая баня, какой сейчас сон? Я прекрасно выспался! — заявил Верхоленский, готовый немедленно приступить к работе. — Нам дорог каждый час. Позавтракаем, и за дело.

— Где вы ночевали? В какой деревне? — удивился Ятманов.

— В поле ночевали. И представьте, не хуже, чем в гостинице, — улыбнулся профессор и показал на Харьяс. — Разве с такой хозяйкой пропадешь.

Ягур укоризненно посмотрел на свою землячку, но ничего не сказал. Харьяс слегка подтолкнула Чигитова: «Чего он злится?»

Кирилл, также не чувствуя за собой вины, только пожал плечами.

К лучшему дому деревни, отведенному для Верхоленского, почти одновременно с геологами и Ятмановым подъехали еще две подводы с медиками и старшим волостным милиционером. Ягур отозвал врача и фельдшера в сторонку и попросил их сделать все возможное,