Алфавит от A до S - Навид Кермани
Ее бы позабавило ваше удивленное выражение лица. На других фотографиях она смотрит на вас гораздо внимательнее, чем вы описывали ее вечером за ужином, по телефону или в письмах – с благодарностью, с любовью. Значит, она была в полном сознании, а вы и не заметили. Она была в полном сознании, а все вы – нет.
167
В последние дни мне кажется, что сон приносит лишь усталость. Возможно, впечатление обманчивое – совсем как то, что появлялось у постели тети. После того как просыпаешься, усталость становится особенно ощутимой – первые мгновения проходят без всяких дел, без отвлечений, ты просто лежишь с открытыми глазами. Взгляд направлен в пустоту, и постепенно ты начинаешь различать комнату; первое, что видишь, – книжный шкаф напротив футона. Прежде сладостные минуты утра теперь ощущаются так, будто на тебя неспешно кладут тяжелое покрывало, тщательно его расправляют, а может, даже привязывают, чтобы не свалилось, когда встанешь.
Плетешься на кухню, завариваешь чай и садишься за письменный стол. После каждой половины предложения твой взгляд устремляется в окно, и ты делаешь десять, а то и двадцать пауз, чтобы написать всего несколько строк, не думая ни о чем конкретном. По сути, ты продолжаешь то самое оцепенелое созерцание, которое началось после пробуждения, но теперь уже не как исследовательница, а скорее как осужденная, чья судьба предрешена.
«Почти каждый день записываешь детали о себе, которые, возможно, делают тебя впечатляющей личностью, – отмечает Грин 31 января 1997 года. – Но Господь видит тебя совершенно иначе, по-своему. Как? Это тебе откроется в последний день существования мира, когда ты предстанешь перед Ним как личность целостная, способная на ретроспективу. Подумай о том, чье едва уловимое присутствие ты порой ощущаешь в мгновения внутреннего озарения».
Кажется, опасность на время отступила, и внешний мир шаг за шагом снова проникает в твое сознание. Утром – визит в больницу, днем – пробежка, затем – домашние дела, покупки, письма, чтение или, как сегодня, празднование юбилея. За исключением визитов в больницу, которые понемногу становятся рутиной, дни не могли бы быть обычнее. Ты должна радоваться или хотя бы чувствовать облегчение.
* * *
Праздники всегда были для меня испытанием, особенно из-за тех светских бесед, которые приходится вести, когда, по сути, сказать друг другу нечего. Иногда этого не избежать, и вот я на приеме, ужине или за барным столиком, пытаюсь выглядеть непринужденно. Но почему-то начинаю говорить о встрече с папой, словно это самое обычное дело, и потом злюсь на себя за показуху. Пытаюсь перевести разговор и рассказываю о велосипедном туре по Португалии, что вызывает больший интерес. Меня даже спрашивают название туристического агентства и можно ли арендовать электровелосипеды. Знакомые знакомых, вероятно, считают меня довольно болтливой – настолько подробно я обо всем рассказываю. На самом деле я просто рада, что мне удалось внести свой вклад в разговор, как ту персидскую закуску – на шведский стол. Чтобы еще больше приуменьшить значимость встречи с папой, начинаю делиться соображениями о завтрашнем футбольном матче, которые подслушала в больнице. Боюсь, что теперь знакомые знакомых считают, будто я впечатляющая личность.
168
Один знакомый, который всегда считал мой алармизм преувеличенным, любит по ночам посылать мне ссылки на статьи, которые, видимо, лишают его сна; я нахожу их утром на компьютере и начинаю день с дурным настроением. Например, два дня назад он прислал новость о том, что, по результатам опроса, проведенного среди 120 тысяч человек по всему миру, удовлетворенность политической системой в авторитарных государствах значительно выше, чем в либеральных демократиях: около 55–60 процентов в Турции, Венгрии, Саудовской Аравии и так далее, и едва ли больше 30 процентов в Германии, Франции или Норвегии. А ведь будущее было совсем рядом: П. Р. рассказал, как в самолете, на котором он летел в Бухарест, стюардесса расплакалась из-за пропажи алюминиевой ложки, поскольку несла за нее материальную ответственность. Все начали ее искать и в конце концов нашли. Эта деталь говорит о положении дел в моей стране больше, чем целая книга.
Или вот сегодня утром: «Нормы и табу, которые установились после того, как мир стал свидетелем Холокоста, исчезают у нас на глазах», – пишет колумнист «Гардиан», который уверяет, что всегда испытывал отвращение к сравнениям с нацизмом. Затем он приводит примеры только за последние дни: 2300 детей насильно разлучили с родителями на американской границе (одного младенца даже оторвали от материнской груди во время кормления), в то время как президент говорит о «животных», которые «заполонили» страну.
Или возьмем нового министра внутренних дел Италии, который хочет «очистить» города квартал за кварталом, называет беженцев «человеческим мясом» и объявляет, что будет вести отдельный учет цыган; тех, у кого есть итальянский паспорт, «к сожалению, придется оставить в стране», добавил министр, вероятно, мечтая о том, чтобы содержать их в клетках – для полного «очищения». Возможно, это лишь вопрос времени – возможно, всего нескольких лет, – прежде чем Европа начнет депортировать на острова беженцев, террористов и прокаженных. Скорее всего, помощь в развитии будет зависеть от того, примет ли другая страна наш «мусор», так же как сейчас юг вынужден справляться с нашими выбросами, ядерными отходами и нашим стремлением к росту. В Германии лидер оппозиции в бундестаге называет национал-социализм «птичьим пометом на тысячелетии успешной истории».
Мне вспоминается разговор в саду немецкой резиденции в Риме после торжественного ужина. Оставшиеся дипломаты, политики и чиновники, многие уже с расстегнутыми воротниками, говорили так, словно мы находимся накануне войны, краха или революции, – они были полны пораженческих настроений. Даже если у кого-то возникала идея, что можно сделать для спасения Европы, сразу же следовало возражение, что это предложение невозможно реализовать даже в собственном правительстве.
Копирую запись из дневника Жюльена Грина от 29 июля 1996 года и отправляю своему знакомому – пусть почитает что-нибудь, кроме газет. Возможно, усталость Грина поможет ему заснуть.
169
Где был мой сын? Чтобы хоть что-то узнать, я несколько дней читала рассказы людей, которые вернулись с того света, то есть могли бы принести оттуда весточку.
