Гумус - Гаспар Кёниг
– А почему это возникает?
– Из-за незначительной потери слуха. Мозг пытается компенсировать звук, который перестал воспринимать. Вы подвергались воздействию громких звуков? Например, в ночном клубе?
– Нет, это исключено.
Артур удивился, что кто-то все еще может представить его в ночном клубе; самому ему казалось, что выглядит он отныне как настоящий нелюдимый деревенщина.
– Значит, это возрастные изменения.
– Но мне и тридцати нет!
– В вашем случае это произошло раньше, так бывает. Вашу карточку медстраховки, пожалуйста.
В автобусе, прижавшись щекой к окну, Артур принялся жалеть себя. Его плоть обнаружила свою бренность, о которой до этого он размышлял лишь абстрактно. Конечно, он еще молод, но уже вступил на путь долгого постепенного угасания. Его тело разрушалось, распадалось на мелкие кусочки. Отныне даже грустью он не мог спокойно наслаждаться. Несчастный свист постоянно напоминал о себе, словно злой джинн, бесконечно отчитывающий его за что-то. Неужели и правда придется жить с этим? Дни, месяцы, десятилетия?
Артур вспомнил определение здоровья, данное Рене Леришем, хирургом, прошедшим Первую мировую: «это жизнь в тишине органов». Должно быть, Жорж Кангилем[31] цитировал его где-то, и Артур запомнил. Что ж, никогда больше он не испытает тишины органов. Он потерял здоровье, это счастливое неведение относительно наших настоящих и будущих недугов. Артур с завистью разглядывал других пассажиров автобуса. Они могли отдыхать, мечтать, строить планы на будущее. На мгновение забыть, что они смертны.
Кто пожалеет его? Артур стал калекой без увечий, страдальцем без страданий.
Он просмотрел несколько сайтов и страниц в соцсетях, где обсуждался тиннитус. Банальное и довольно часто встречающееся заболевание, которым страдают от десяти до пятнадцати процентов населения. Больные описывали свист, шелест, непрерывный низкий гул, треск или жужжание. Артур оказался в обществе людей старше шестидесяти, сравнивающих качество слуховых аппаратов. Десятки фейсбучных экспертов почище доктора Нока[32] спрашивали его: «Зудит или щекочет? Свистит или трещит?» Попробовав несколько методов (от прослушивания белого шума до упражнений на расслабление нижней челюсти), Артур пришел к выводу, что никакое лечение не помогает. Отчаяние страдающих от шума в ушах людей держало их в плену иллюзий. Тиннитус оказался таким же распространенным, несуразным и непоправимым бедствием, как и сама человеческая жизнь.
Поскольку медицина оказалась бессильна, Артур обратился за советом к своим друзьям-философам. После отъезда Анны он распаковал и расставил по полкам книги классиков, доставленные из города. Несколько сотен отборных, проверенных временем произведений, которых хватит на целую жизнь размышлений. Теперь вечера Артура проходили в компании философов. Он представлял себя Монтенем в своей башне, в зависимости от настроения открывающим тот или иной том и «выхватывающим оттуда понравившиеся изречения»[33]. Молодой человек, лежа на честерфилдском диване, штудировал трактаты Мальбранша[34]: в эпоху TikTok это казалось более чем странным. Но именно в такой обстановке Артур чувствовал себя наименее несчастным. Кто знает, может, когда-нибудь он дополнит их слова своими. Пока он не чувствовал себя способным на это и сводил заметки в блоге к работам на огороде.
Чтобы унять шум в ушах, Артур начал с греков. В своем учении о музыке сфер Пифагор утверждал, что космос издает звуки, достигающие земли. Они однородны и непрерывны, их невозможно услышать. Подобно гулу холодильника, который мы перестаем замечать, пока он не остановится, шум мира убаюкивает нас с самого рождения; он настолько хорошо ассимилируется телом, что становится недоступным для сознания. Эта независимая от органов восприятия связь со вселенной заинтриговала Артура и понравилась ему.
Пифагор предлагал простое решение: превратить шум в ушах в музыку сфер, тем самым сделав его неслышным. Для начала Артур попробовал игнорировать шум – задача непростая, почти невыполнимая, сродни попытке ни о чем не думать. Он обратился к столярному делу, способному целиком захватить его. Иногда Артуру удавалось не испытывать никакого дискомфорта на протяжении нескольких часов. Но стоило только мысленно поздравить себя с победой, как свист возобновлялся. Мастурбация оказывала на него аналогичный, но более кратковременный эффект, и целыми днями заниматься этим он не мог. Артур задумался: существовал ли свист в те моменты, когда он переставал обращать на него внимание? Этот свист порождается его мозгом и им же игнорируется? Достаточно ли просто не слушать его, чтобы он исчез?
Шли недели и месяцы; Артур боролся с собой, но не добился никакого ощутимого улучшения. Он находил покой только во сне: ночью тишина возвращалась. Но стоило ему проснуться, как снова раздавался тревожный свист. Поскольку сон давал иллюзию нормальной жизни, у Артура появилась привычка спать подолгу. Все чаще и чаще он дремал после обеда, погружаясь в оцепенение и теряя само понятие дня. Между тем ночи становились короче, в воздухе носилась пыльца, а птицы строили гнезда. Но никакие предвестники лета не облегчали его положение. Наоборот, царящее вокруг веселье лишь обостряло отчаяние того, кто оказался заперт в гулкой тюрьме.
Артур также обратился к стоикам. Эпиктет, Сенека, Марк Аврелий – раб, политик, император. Пожалуй, три наименее завидных для человека положения: никакой власти, мало власти, слишком много власти. И постоянное одиночество. Неудивительно, что все трое искали способ избавиться от страданий, как телесных, так и душевных. Отстраниться. Представить себя кем-то другим. Держать под контролем бурные эмоции. И, конечно, помнить о смерти, могущей настигнуть нас в любой момент. Монтень, страдавший мочекаменной болезнью, называл смерть «полным и окончательным освобождением от всех бед».
В трудах стоиков Артур нашел не утешение или успокоение, а призыв к сопротивлению и твердости духа. Однако у этого учения был важный побочный эффект: теперь мысль о смерти постоянно преследовала его. Отныне целыми днями Артур представлял себе собственное исчезновение. Идея небытия пугала и притягивала его одновременно. Возникающее в результате головокружение он считал тем, чем оно и было: не страхом упасть, а желанием прыгнуть.
Попутно Артур обдумывал наиболее эффективные из доступных ему способов лишить себя жизни. Он не хотел покончить с ней, как старик Сенека, который вскрыл себе вены и долго ждал, пока смерть не избавит его от страданий. Он не желал уподобляться Монтеню, который слишком любил удовольствия, чтобы всерьез задуматься о самоубийстве, и не смог расстаться с жизнью, даже когда из-за болей та превратилась в пытку. Кстати, в деревнях фермеры по-прежнему частенько выбирали петлю; каждый знал друга или друга друга, который повесился. Но Артур считал себя слишком неуклюжим для данного способа. Он обязательно сделает что-нибудь не так, плохо затянет узел и отделается разбитым об пол носом.
Оставались яды. Артур установил на компьютере TOR – систему, обеспечивающую
