Гумус - Гаспар Кёниг
Слово взял некий Гаспар, эссеист, гордившийся поддержкой СМИ, хотя Кевин о нем никогда не слышал. Гаспар возмущался теледебатами, которые явно оказались не в его пользу, и начал рассуждать о «смене парадигмы», что напомнило Кевину туманные речи менеджера Инвестиционного банка. На мгновение тон беседы стал серьезным.
– Мы снова будем выглядеть идиотами на фоне других стран.
– Французы не понимают, как им повезло.
– Они ни в чем не нуждаются и все равно недовольны.
– Они ненавидят перемены.
– Каждый раз, когда предлагается разумная реформа, они загоняют страну в тупик.
Кевин не знал, как относиться к забастовкам. Его родители никогда не участвовали в каких-либо протестах. Людей без стабильной работы мало волнуют вопросы повышения зарплаты или увеличения пенсионного возраста. И мать, и отец прекрасно знали, что бедны и таковыми останутся. Забастовка была для них недоступной роскошью, привилегией тех, кто имел постоянный контракт и собственный дом, а летом ездил в отпуск в Испанию.
Однако в этом разговоре Кевина удивило, что о французах говорилось в третьем лице. Его родители никогда бы не сказали ничего подобного.
– Мы создаем богатство, – внезапно проговорила Филиппин своим хриплым голосом, – а они его уничтожают.
Наступило неловкое молчание, которым мадам КСО воспользовалась, чтобы наполнить опустевшие бокалы. Филиппин только что переступила тонкую, почти незаметную грань между признанием собственных заслуг и недвусмысленным намеком на классовое превосходство. Этот промах можно было списать на ее молодость. Несколько взглядов обратились к Кевину, который сохранял бесстрастное выражение лица, стараясь в открытую не демонстрировать несогласие со своей деловой партнершей.
Когда Виктор достал что-то вроде портсигара, раздались возгласы облегчения. Он торжественно открыл его. В деревянных желобках лежало штук десять самокруток с марихуаной.
– Ты оказываешь на нас пагубное влияние!
– А главное, ты нас переоцениваешь.
– Теперь понятно, почему ты летаешь на вертолете. Чтобы полиция не застукала!
Виктор вопросительно посмотрел на мадам КСО. Та изобразила на лице подобие недовольной гримасы: губы сжались, улыбка стала сдержанной, а взгляд – наигранно строгим. «Молодые лидеры» ждали ее ответа, словно провинившиеся школьники перед учительницей.
– Пойду принесу пепельницы, – сказала она после недолгого молчания.
Гости зааплодировали. Виктор пустил по кругу первые два косяка. Здесь действовали те же правила, что и на лестничных площадках в Сен-Дени[26]: нужно делиться. Гости разбились на небольшие группки. Кевин беседовал о дождевых червях со своим соседом, хирургом-проктологом, который в ответ показывал ему фотографии своих операций.
– Мы с тобой занимаемся тем, чем никому неохота заниматься, – рассуждал тот. – Разгребаем дерьмо, которое никто не хочет видеть. Некоторые из моих пациентов, конечно, больны, и они, бедолаги, в этом не виноваты. Но не все. Есть и немалая доля извращенцев. Ты даже представить себе не можешь, что люди могут засунуть себе в задницу! Буквально на прошлой неделе я вытащил веер. И все это, конечно же, возмещается государственной страховкой.
– Теперь мы знаем, как выглядит дыра в системе социального страхования, – рискнул сострить Кевин.
Расхохотавшись, хирург хлопнул его по плечу и не преминул пересказать шутку остальным. Кевин воспользовался этим моментом, чтобы уловить обрывки разговоров вокруг. Насколько он мог понять, помимо нескольких экспертов и финансистов, от которых теперь никуда не деться, здесь присутствовали: директриса известного книгоиздательства, шеф-повар, только что удостоенный звезды Мишлен, офицер военно-морских сил, архитекторша иранского происхождения, спортивная обозревательница, только что вернувшаяся с чемпионата мира по футболу, член парламента от оппозиции… Их важные должности не вязались с их молодыми лицами – достаточно молодыми, чтобы не отказывать себе в удовольствии посмеяться над старшими. Некоторые пришли со своей второй половиной, но большинство – поодиночке, словно желая найти здесь друзей, которыми они так и не успели обзавестись из-за карьеры. Кевин подумал, что, если у Veritas все сложится так хорошо, как надеялась Филиппин, он тоже может стать «молодым лидером».
Послышался возглас, постепенно подхваченный всеми:
– Мелани! Мелани! Мелани!
Высокая худощавая блондинка встала с видом человека, которому грозит наказание.
– Ну хорошо, – буркнула она.
Мелани вышла и вернулась со скрипкой. Она ступала неловко, словно стараясь не хромать.
– Первая скрипка Филармонического оркестра «Радио Франции», – прошептал хирург на ухо Кевину. – Просто послушай, это потрясающе!
Мелани откинула волосы с лица, прижала скрипку к подбородку и провела смычком по струнам, настраивая инструмент. Кевин понял, что именно заинтриговало его в этом пусть миловидном, но странном облике. Черты лица девушки были крайне несимметричны. Край рта уходил в одну сторону, бровь – в другую, словно отражение в кривом зеркале.
– Надеюсь, это скрипка Страдивари, – хихикнул Гаспар.
– Да, – невозмутимо ответила Мелани. – А теперь все заткнитесь. Я сыграю вам что-нибудь легкое, а то не поймете.
– Скажи прямо, что мы недоучки.
– «Чакона» из Партиты № 2 Баха.
«Молодые лидеры» восхищенно закивали. Кевин почувствовал беспокойство. Неизвестно, как себя вести в такой ситуации. Музыка не занимала в его жизни никакого места. Когда хотелось развеяться, он просто ставил что-то фоновое, позволяя алгоритмам стриминговых сервисов решать за него.
Взглянув на Филиппин, Кевин выпрямился и принял сосредоточенный вид. Первые ноты звучали как вопросы. Он ничегошеньки не понимал. Мелодия казалась ему тоскливой и запутанной – как будто ни Бах, ни Мелани не знали, куда идут. Решив набраться терпения – а это у него получалось, – от сделал затяжку и передал косяк Филиппин.
И вдруг, спустя несколько минут, скрипка по-настоящему заиграла. Ноты словно взлетали по лестнице, падали на пол и снова взлетали. На и без того искаженном лице Мелани появилось страдальческое выражение. У Кевина возникло неловкое чувство, будто он подглядывает за симпатичной девушкой, сидящей на унитазе с запором. «Наверное, так и есть. Сейчас все закончится», – подумал он. Но нет. Звуки погасли, и опять появились вопросительные знаки. Он заметил, как Гаспар тайком проверяет сообщения на телефоне. Похоже, не один Кевин здесь был таким темным.
В его руках оказался второй косяк. Кевин сделал несколько затяжек. Голова слегка закружилась. В это время ноты снова начали подниматься по лестнице, но теперь не падали: достигнув верхней ступеньки, они принимались двигаться по кругу. Сначала тихо, потом все громче и громче. Мелани больше не кривилась, ее смычок скользил по струнам без видимых усилий, словно она притворялась, что играет, а музыка звучала сама по себе. Ее лицо, слегка склонившееся над скрипкой, наконец-то обрело умиротворенное выражение.
Кевин почувствовал, как мурашки пробежали по его телу от затылка до копчика. Он рухнул на диван и в изнеможении запрокинул голову. Рот
