Гумус - Гаспар Кёниг
– Прежде всего…
– Я предлагаю, – перебила его Филиппин, – заняться этим вместе. Ты и я.
– Э-э…
Она взяла Кевина за руки:
– Мы изменим мир, парень.
VII
Едва закончив посев, Артур имел чрезвычайно неприятный разговор с научным руководителем. Тот позвонил, когда он вел машину по узкой проселочной дороге вдоль берега Орны. Артур остановился на обочине и вышел. В этом месте река была скрыта от глаз плотной завесой уже начавшей желтеть листвы. Пробравшись сквозь невысокие заросли, он неожиданно оказался на берегу. Солнечные блики плясали в ленивых водоворотах. В воздухе кружились мелкие мошки. Неглубокое каменистое дно просматривалось хорошо. Утонуть здесь невозможно. На другом берегу возвышалось пологое пастбище, где паслось стадо невозмутимых нормандских коров. Рыжие пятна причудливых форм на их боках напоминали карты невиданных миров. Некоторые коровы щипали траву, другие просто лежали, наслаждаясь лучами осеннего солнца. Эта картина располагала к принятию важных решений.
Артуру пришлось признаться научному руководителю, что он не варьировал протокол на разных участках и не оставил незасеянной контрольную зону. Пытаясь объяснить причины своего непослушания, он привел аргумент Луи, который показался ему вполне весомым: зачем изнурять и без того больную почву, проводя эксперименты, заведомо обреченные на провал? В ответ ему пришлось выслушать длинную тираду о строгом научном подходе. Артур осмелился заметить, что хваленая научная строгость не стала помехой для повсеместного использования пестицидов, уничтожающих дождевых червей. Разве эти законные обитатели почвы не имеют, наконец, право на некоторое внимание? Разве здравый смысл фермеров, накопленный опытом многих поколений, не обладает собственной научной ценностью?
– Вы встали на скользкую дорожку, Артур, – отчеканил научник.
– Нет, уверяю вас. У меня все хорошо.
Артур заметил несколько стрекоз, которые, несмотря на прохладную погоду, парили над водой.
– Продолжать работу в таких условиях невозможно. Даже если вам удастся восстановить популяцию люмбрицид на ваших двух гектарах, вы ничего не докажете.
– Тем не менее у меня получится.
– Что именно?
Коровы, явно привлеченные голосом Артура, медленно приближались к противоположному берегу. Артур объяснил научнику, что сделанного не вернешь: поле засеяно, и придется ждать по меньшей мере год, прежде чем что-то менять. Неохотно согласившись с этим словами, научный руководитель посоветовал Артуру немедленно явиться в Париж, обсудить дальнейшую судьбу его исследования и параллельно возобновить работу в лаборатории. Он добился от своего аспиранта лишь туманного обещания.
Закончив разговор, Артур полной грудью вдохнул свежий воздух, сел на бревно на берегу, снял обувь и опустил ноги в воду. Он с наслаждением шевелил пальцами, омываемыми течением. Мысль о возвращении на плато Сакле, даже на несколько недель, казалась ему невыносимой. Особенно если учесть, что Луи только что дал ему несколько молодых кур, о которых нужно заботиться, а Матье и Салим должны были помочь соорудить простенький курятник из старых сосновых досок, валяющихся в дедушкином сарае. Артур не мог разрушить растущее доверие своих новых друзей и сбежать в Париж. Ему даже не хотелось снова повидаться с Кевином. Он боялся не узнать его.
Вечером Артур сочинил официальное послание научнику, не забыв поставить в копию других сотрудников лаборатории. С академическим почтением и ноткой юношеской иронии он объявил, что приостанавливает работу над диссертацией и намерен посвятить себя регенерации почв. Посвятить себя «по-настоящему», добавил он после некоторого раздумья. «В дальнейшем, – написал он в конце мейла, – вы сможете следить за ходом моих работ в блоге, который я недавно создал». Он попросил Анну перечитать письмо.
– Отправляю?
– Да, – ответила она, целуя его в шею. – Я так горжусь тобой.
– Хорошо, отправляю, – повторил он, чувствуя, как в животе что-то сжимается, и тайно надеясь, что его отговорят.
– Давай же, – прошептала Анна, покусывая мочку его уха и пробегая пальцами по его груди. – Знаешь, ты действительно нарастил мышцы.
Окунувшись в мягкое тепло желания, Артур нажал на кнопку и тем самым положил конец своей университетской карьере.
* * *
Следующие несколько дней он с опаской заходил в почтовый ящик, но затем понял – наполовину обрадованный, наполовину удрученный, – что ответа не будет. Артур тут же разместил в блоге свой первый пост: длинное и все еще пропитанное агрономической фразеологией рассуждение о проекте по восстановлению популяции дождевых червей. Он разместил ссылку на пост на своей странице в фейсбуке – важный исторический поступок, который заложит фундамент для грядущей почвенной революции. Артур получил шесть лайков и три комментария: один от кузины, которая интересовалась, может ли он подарить ей керамическую вазу, когда-то украшавшую камин в гостиной дома в Сен-Фирмине, где, как настаивала кузина, они не раз проводили каникулы вместе; другой – от одного из его экс-будущих коллег по лаборатории, который поставил под сомнение его график скорости размножения люмбрицид; и, наконец, еще один от совершенно незнакомого человека, объяснявшего, что исчезновение дождевых червей является частью плана по уничтожению планеты, реализуемого фармацевтическими компаниями и управляемого из Давоса немецким экономистом Клаусом Швабом. «Революция потребует времени», – с грустью подумал Артур.
В «Лантерне» банда дождевых червей (так отныне они себя называли) отметила это событие новой порцией пива. Оборвав последнюю ниточку, связывающую его с научной элитой, Артур наконец-то почувствовал себя своим среди жителей Сен-Фирмина (а это представляло собой задачу более трудную и более тонкую, чем любой конкурс на государственную должность). Он отказывался от роли стороннего наблюдателя и превращался в одного из них. И только Мария, которая все же защитила кандидатскую в Сорбонне, казалось, сожалела о поспешном решении Артура. Впрочем, помня о том, что сама она забросила научную карьеру и стала продавщицей, а в придачу и владелицей полуподпольного бистро, Мария не осмелилась его переубеждать.
В эту первую зиму самой главной и очевидной задачей для Артура было восстановление лесопосадок вокруг своих земель. Вырубка защитных лесонасаждений, предпринятая в 1960-х годах с целью объединить пашни и упростить доступ к ним, теперь единодушно считалась большой ошибкой, приведшей к эрозии и нарушению водного баланса почвы. Даже самые продуктивистски настроенные преподаватели в АгроПариТех соглашались, что лесополоса играет главнейшую роль в сохранении биоразнообразия. На ферме в Сен-Фирмине вырубкой занимался сам дедушка; до сих пор там попадались пни, указывающие на старые границы участков. В коробке на чердаке Артур обнаружил черно-белые фотографии послевоенных лет, на которых были запечатлены обсаженные деревьями и кустами дедушкины угодья – уютные и обжитые, мало похожие на нынешний скучный монохромный пейзаж. Артур хотел вернуть все как было.
Он представил себе деда за рулем трактора (возможно, того же самого,
