Алфавит от A до S - Навид Кермани
* * *
Даниэль напоминает, что он тоже однажды подвел меня, а не только я его. Как странно: предательство друга быстро забывается, а свое никогда. В любви же, кажется, все наоборот. «Решение далось нелегко: после нескольких дней раздумий в то воскресенье, за день до вылета, я подвел тебя. „Зейт“ даже оформила для нас, фрилансеров, страховку – редкая щедрость. Но главный редактор намекнул, что полностью полагается на мое чутье, тем самым возложив на меня ответственность». Даниэль тогда не объяснил, почему не полетел со мной в Афганистан. Причина, похоже, была ему неприятна, и я не стала настаивать, зная, что он не откажется от поездки без веской причины. Сейчас в письме он объясняет: «В твоем послании упоминаются предположения о моем внутреннем мире, которые Вадим деликатно освещает в своем фильме. Вчера в Золотурне мы встретили женщину, которая была со мной на леднике в том фильме. В 2011 году, после тщательного анализа всех рисков, именно мое сердце (а не инстинкт самосохранения, как утверждает журналист из «Цайт») заставило меня отказаться от поездки в Афганистан. Да, остаться дома и столкнуться с последствиями любви потребовало от меня больше мужества, чем отправиться в Кандагар и столкнуться с ужасами войны. Твой друг, Даниэль».
Да, друг. Мы много раз путешествовали вместе, и между нами никогда не возникало близости. Ни в гостинице, ни в палатках, даже в мыслях. Он умный, вежливый, образованный, с хорошим вкусом, привлекательный, тонкий по натуре, талантливый художник, немного старше меня – почему бы и нет? Но физическая близость могла бы отвлечь нас от работы и в конечном итоге разрушить нашу дружбу. Мы даже не говорили о любви; я разве что вскользь упоминала, как трудно поддерживать семью и брак, даже если все идет неплохо. А он? Говорят, мужчины при любой возможности думают о сексе. Значит, я просто не подошла.
349
Не могу сказать, что в моем разводе больше всего меня возмущает именно это, но… почему даже юристы – хранители правопорядка и, по сути, последний оплот демократии – стали такими безграмотными?! В письме моей адвокатессы, которое я не стала исправлять, чтобы не менять стиль, запятые расставлены методом великого рандома. В ответе другой стороны мне пришлось перечитывать некоторые предложения по три раза, чтобы уловить смысл, а один важный абзац из-за отсутствия запятых можно понять двояко – из-за отсутствия запятых – черт побери, адвокатское письмо не должно быть поэзией!
Вопреки расхожему мнению о том, что писатели всегда опережают свое время и политически прогрессивны, едва ли найдется профессия консервативнее. Писатели не интересуются будущим, они его не чувствуют. Взгляды их устремлены в прошлое, поэтому они намного чаще пишут о смерти, а не о рождении, отчего сама идея «ангажированной» литературы абсурдна: для писателей история либо остановилась, либо движется к закату. Литературные реакционеры – это не случайные явления в литературе; они просто выстраивают логические политические выводы из метафизического осознания того, что любое творение с зарождения обречено или в лучшем случае бесконечно повторяется из жизни в жизнь, из года в год, становясь бессмысленным. Зато хилиастические, христианские поэты верят в Спасение, но при этом признают Апокалипсис. А он, как известно, начинается с хаоса языка.
350
Разочарование, которое не перерастает в отторжение, гнев или, в худшем случае, ненависть, – это почти утопия. Даже в расставании оба – оба! – продолжают думать о том, каким даром была их общая жизнь. Он говорит: «Я тебя не виню», и он действительно не винит, по крайней мере в этот миг, а ты слышишь в его голосе прощение, пусть даже он не может согласиться с самим фактом расставания, и боль от этого не становится меньше. Этот миг утопичен, потому что неизбежно пройдет, вскоре его сменят упреки, которые так легко предъявить, чтобы не задумываться о собственных ошибках, и потому что, несмотря на неудачу, никто не обвиняет другого, и любовь продолжается даже после ее конца.
Несколько минут я размышляю о сне, таком далеком от реальности, хотя воплотить его проще простого – достаточно одного лишь объятия, да что там, одного открытого взгляда, вздоха – и ни слова больше. Потом я сворачиваю футон, на котором снова ночевала, ведь не было причины возвращаться домой, чищу зубы, завариваю кофе как можно быстрее и в одном нижнем белье и футболке поднимаюсь по лестнице, чтобы посмотреть, какие знакомства можно завести под буквой Q и возможны ли они вообще. «Несомненно, это слабость – так сильно любить книги», – отмечает Жюльен Грин 25 ноября 1947 года. – Но я верю, что Бог принимает нас такими, какие мы есть, и если мы любим книги, то Он находит способ говорить с нами через них, причем как через плохие, так и через хорошие».
Что ж, в шкафу всего два автора на букву Q, и, к счастью, один из них еще не прочитан: Сальваторе Квазимодо, сборник стихов из той самой серии «Пайпер», в которой я когда-то нашла и Сальвадора Эсприу. «Цвайтаузендайнса» давно уже нет, как и серии «Пайпер», хотя остатки ее дожили до наших дней. Однако Квазимодо мне так и не открылся. Пожалуй, придется схитрить, чтобы найти под буквой Q незнакомца, который со мной заговорит.
351
Сын рассказал о школьной поездке и о том, как они с другом нашли способ скоротать время, пока отправление поезда задерживалось на час. Они встали у лестницы, ведущей к платформе, и устроили взрослым соревнование – кто быстрее всех спустится. Делали ставки, засекали время на телефоне, и придумывали участникам имена, и определяли их национальности по внешнему виду, комментировали их шаги как спортивные обозреватели, причем взрослые даже не догадывались, что за ними наблюдают. Тех, кто, несмотря на молодость, останавливался отдышаться на площадке, сопровождали саркастическими репликами, а пожилым участникам, напротив, делались поблажки. Я и сама замечала, как по-разному ходят люди одного возраста и телосложения, а на лестнице эти различия становятся особенно заметны.
– Кто же победил? – спрашиваю.
– Сразу трое: Криштиану Роллатор, Элиас М’Аршлек и Ангела Феркель, каждый в своей категории: скорость, выносливость и специальный приз. Криштиану перепрыгивал по три ступеньки за раз, Элиас зачем-то шесть раз подряд поднимался и спускался, а Ангела, как акробатка, сбежала вниз с велосипедом на плече.
Жаль, конечно, что они никогда не узнают, что стали победителями. Зато, кажется, вместе с
