Алфавит от A до S - Навид Кермани
* * *
Благодаря роману Рэймона Кено о девочке Зази бессонная ночь в Кёльне превращается в увлекательное путешествие по Парижу. Называть ее просто сорванцом было бы слишком мягко. Сцена, где Зази сбегает от друга дяди, у которого она гостит на выходных, заставляет задуматься, насколько сложно быть взрослым. Ей всего одиннадцать или двенадцать лет, но она кричит на улице: «На помощь! Помогите! Я не хочу идти с этим дяденькой, я его не знаю, я не хочу идти с этим дяденькой. Этот господин ко мне приставал» [115], и тут же прохожие набрасываются на ее «преследователя», даже не подозревая, что это детская шалость. И поскольку Кено писал комедию, а не драму, ты начинаешь сопереживать этой дерзкой девчонке, какой бы наглой она ни была, и смеешься над другом дяди, который искренне беспокоится о ее безопасности.
Быть может, ты сопереживаешь Зази еще и потому, что события, настроившие ее против всех взрослых, ничуть не менее травматичны, чем у сирот в четырех тысячах четырехстах детских домах вокруг Москвы во время войны: отец ее домогался, мать у нее на глазах размозжила ему голову топором, потом – судебный процесс, где Зази выступала за защиту матери, и мать, которая, обретя свободу, живет теперь только для себя, не думая о дочери. Даже комедийный тон не смягчает жестокости, о которой рассказывает Зази. Но в комедии ребенок всегда побеждает.
352
После английского панк-рока хозяин бара резко меняет пластинку и ставит Хильдегард Кнеф, чья запись 1957 года звучит даже лучше, чем альбом «Трио». Гости отправляются в музыкальное путешествие, переходя от одного стиля к другому, возвращаясь через панк-рок к современности. Иногда они хором подпевают, а иногда хозяин бара между пластинками рассказывает короткие истории. Например, на пике своей славы Принс летал на своем личном самолете на все концерты Шэрон Джонс, хотя она так и не добилась настоящего успеха. На обложке, правда, она выглядит как тюремная надзирательница, сурово глядящая на новичков. Присутствующие женщины – да, обе – танцуют под вечные хиты с таким энтузиазмом, как будто им снова девятнадцать. Какое богатство стилей, хотя с 1957 года инструменты почти не изменились: те же ударные, бас-гитары, электрогитары, иногда клавишные или духовые. А какие удивительные возможности у человеческого голоса, даже если рассматривать только узкий сегмент западной поп-музыки – от Хильдегард Кнеф до панка и Шэрон Джонс. В половине пятого раздается вопрос, возражает ли кто-нибудь против курения, и, получив отрицательный ответ, запирают дверь, чтобы не зашла полиция. Да и никто не собирается уходить.
* * *
Одно тело сливается с другим, и все та же мысль: какое же богатство заключено в этом мире. С самого начала времен – с тех пор как Адам и Ева нашли друг друга – «инструментов» всего два, даже меньше, чем у музыкальной группы, но, когда они звучат в гармонии, когда ни одно прикосновение не похоже на другое, а каждая новая позиция превращается в новый мотив, любовь превращается в искусную импровизацию. Еще искуснее она звучит, если в ней участвуют Ева и Ева.
353
Снова начинают приходить рождественские открытки с фотографиями улыбающихся детей – из Германии, Америки, Англии, а теперь еще и из Мексики, куда переехала моя знакомая с семьей. Родителей на этих карточках почти никогда не видно, как будто потомство является единственным доказательством счастья. Некоторых отправителей я, вероятно, уже и не узнала бы – столько лет мы не виделись, – и я просто из года в год наблюдаю за тем, как растут их дети. Иногда на открытках появляется младенец, которого держит старший ребенок, – такая милота. Но если открытки перестают приходить, значит, дети уже достигли подросткового возраста, и родители больше не хотят их «рекламировать» – подросткам не хватает милоты.
Большинство открыток по-прежнему адресованы нам обоим, но, вероятно, к следующему году слух о нашем разводе дойдет даже до Мексики. Что мы никогда не отправляли рождественские открытки, так же как не купили багажник для лыж, – это уже не имеет значения. Что в нашем кругу за каждой второй идиллической открыткой с детьми скрываются драмы, от которых поднимутся брови даже у адвокатов, – это статистика. Что по сравнению с другими мы были не хуже – это не утешение. В конце концов, это все равно неудача, так я это чувствую: провал со всех сторон, особенно если родители расстаются, несмотря на то что когда-то страстно любили друг друга.
Ведь они, родители, находят новые дома или остаются в старых, а сыну говорят, где и в какие дни ему нужно быть, после чего он постоянно ищет то, что осталось в другой квартире. В школе постоянно чего-то не хватает: то тетради, то обуви, то красок. Учитель уже делал замечания. Как бы я себя чувствовала, если бы мне дважды в неделю приходилось таскать вещи из одной квартиры в другую, как кочевнику? Развод разделяет не только родителей, но и семьи. Все твердят, что развод для ребенка лучше, чем постоянные ссоры, однако я думаю иначе. Теперь я понимаю, что разрыв для детей куда болезненнее, чем для родителей, ведь этот разрыв проходит через их внутренний мир.
Взрослые могут справиться с одиночеством, но ребенок нуждается в обоих родителях, которые научат его любви – не только к ребенку, но и друг к другу, покажут, что такое доверие, что даже в гневе можно оставаться рядом, мириться, ссориться, прощать. Двое. Не трое и не четверо, если мы вступим в новые отношения, что будет хорошо для нас, но не для сына. Мне достаточно представить, что мой отец не подписал бы некролог, чтобы понять, что чувствует мой ребенок. Или если бы он не сидел в первом ряду, когда я произносила речь на похоронах матери, а стоял бы где-то сзади, если бы он не плакал у могилы и не разделил с нами шок от того, что в гробу лежала чужая женщина. Если бы на траурной церемонии не читал стихи вместе с внуками.
Некоторые открытки не приходят, хотя в прошлом году дети еще были такими милыми, и я с тревогой думаю, не развелись ли их родители.
354
Я звоню, чтобы поблагодарить ее за чудесную ночь и предложить встретиться как можно скорее, – а лучше даже сегодня вечером, ведь она, должно быть, ждет этого так же, как и я, – и слышу, что номер, который она с улыбкой продиктовала мне, не существует. Это как внезапный