Алфавит от A до S - Навид Кермани
Действительно – больше, чем нейровизуализация, впечатляет то изумление, с которым восьмидесятилетний мужчина на книжной ярмарке рассказывал о гибели своих родителей и о том, как он спасся в еврейском приюте, спрятавшись под телом убитой воспитательницы, пока всех остальных детей увело гестапо. Окровавленный, он оставался под телом еще долгие часы, когда в приюте уже давно воцарилась тишина. Мой терапевт, который до своей пенсии возглавлял психиатрическую клинику, удивляется, что связь между устойчивостью и религиозностью не кажется очевидной, ведь такие переживания ясно демонстрируют эту связь, и для ее понимания не нужны размытые изображения. Тридцать лет назад его учитель и начальник, Клаус Дернер, один из ведущих представителей реформаторской психиатрии, озаглавил свое вступительное слово на конференции так: «Неужели вы не доверяете Богу?» Для многих, включая моего психотерапевта, это была неприятная провокация. Реформа психиатрии носила ярко выраженный антиавторитарный характер, она была направлена на освобождение и защиту прав человека, на преодоление постфашистских структур. «И вот наш главный идеолог заговорил об „уповании на Бога“! Лишь со временем я смог смириться с мыслью, что даже для такого воспитанного в католичестве и далекого от церкви агностика, как я, идея „упования на Бога“ может быть жизненно важной. Мои пациенты страдали не только из-за обстоятельств, но и из-за нехватки доверия к Богу, поэтому наша задача заключалась в том, чтобы помочь им вновь открыть это чувство».
Упование на Бога – таваккуль, – это слово часто звучало в разговорах моей матери и старших родственников в Иране. Я выросла с ним, оно придавало мне сил. Упование на Бога предполагает религиозность, но не принадлежность к какой-то конкретной конфессии. Главное здесь – упование, а не сам Бог, хотя без чего-то непостижимого это упование не имело бы смысла, ведь чудо спасения на самом деле не является чудом. Из семисот тысяч узников в Треблинке выжили всего пятьдесят. Чудо заключается в том, что кто-то не понимает, почему оказался среди избранных.
В то же время я постоянно задаюсь вопросом – этим странным, но неизбежным вопросом, – почему те бактерии, которые в Германии поражают сердце с частотой 0,0017 процента в год, хотели забрать жизнь именно моего сына? Даже мысль о том, что при таких удивительных обстоятельствах и редких совпадениях ему удалось выжить, не приносит облегчения. Тот, кто начинает задавать себе такие вопросы – рассматривая случившееся как благодать или как проклятие, – не найдет ответа. Ответ есть только у тех, кто перестает спрашивать. Тем не менее мой сын говорит, что один факт того, что все вернулось на круги своя, кажется ему чудом: школьный двор, класс, лестница, разговоры одноклассников и даже то, кого выберут первым в футбольную команду, и киоск, где он покупает на переменах бутерброд или сникерс, – одно то, что киоск открыт и шоколадные батончики лежат на своем месте перед кассой.
Когда я подхожу к его школе, вижу его в толпе подростков – одни болтают, другие что-то жуют и смотрят в свои смартфоны, третьи смеются и заигрывают друг с другом, а мой сын незаметно смотрит куда-то вдаль. Блеск в его глазах угас, но на лбу нет ни одной морщинки. Взгляд такой же, как тогда на пароме, и кажется, словно он находится где-то далеко, в другой реальности, а здесь только его тело.
– Может ли человек быть неблагодарным, но все равно уповать на Бога? – спрашивает мой сын, когда за обедом я рассказываю ему о Цирюльнике и о письме от своего психотерапевта. – Думаю, что нет. Неблагодарность исключает упование. А упование – это и есть благодарность. Бабушка была права, – заключает он.
289
Мы собирались уходить, когда в кафе зазвучала песня «Аббы», которую наша мать любила, и мы решили остаться. После того как песня закончилась, сестра снова заговорила о годовщине свадьбы родителей, шестидесятой, которую мы собирались отметить в больнице, собрав у маминой постели всю нашу большую семью. Несмотря на все попытки отца сделать этот день особенным, сестра не выдержала и расплакалась. Три дня спустя мы решили перевести мать в хоспис. Это было ее решение.
Невозможно всегда поступать правильно, особенно в отношениях, и вся сложность горя заключается в том, что постоянно вспоминаются моменты, когда ты не был справедлив к умершему. Но ведь хорошего было гораздо больше, особенно в последние месяцы ее жизни, – не забывай об этом. Если взглянуть на все сверху, то твоя слабость в день их свадьбы кажется мелочью по сравнению со всеми днями, когда ты была рядом. Это и есть милосердие Бога – Он прощает, ведь видит все сразу: и страдания, и ошибки, которые нас мучают, и все доброе, которые мы часто забываем или принимаем как должное. В раю мы увидим себя глазами Бога, который любит человека.
Сестра говорит, что я говорю, как наша мать; она считает это комплиментом.
290
А потом проходят дни, когда кажется, что ничего не происходит. Однако на самом деле что-то всегда происходит – сегодня я читала, готовила, ходила на дживамукти, занималась стиркой, написала несколько электронных писем: в одном поздравляла по случаю семидесятилетия, в другом сообщала о том, когда приеду в Гейдельберг, в третьем рассказала о следующем лыжном отпуске. А вечером мы с сыном идем на открытие художественной выставки одного из моих друзей. Но главное в том, что ничто из этого не имеет большого значения, не является чем-то особенным или достойным запоминания. День проходит, не оставляя следа. В этом, безусловно, есть своя прелесть, и ничего больше.
291
Даже сцены соитий в восьмой главе Paradiso, которую часто называют скандальной, не производят на меня особого впечатления, несмотря на всю свою зрелищность – как в самих позах, так и в описаниях. Откровенность Лесамы, с которой он писал в том числе о гомосексуальности и садомазохизме, была неслыханной для Латинской Америки, однако спустя полвека она представляет скорее исторический интерес и служит еще одним доказательством того, что в великих романах самые привлекающие внимание сцены редко оказываются по-настоящему важными. «Совсем как в жизни», – уже была готова сказать я с
