Алфавит от A до S - Навид Кермани
Кто поможет завтра, подруга пока не знает.
* * *
После фиаско с Хегеманн я боюсь выступать без подготовленного текста, но мне не хватило ни времени, ни концентрации, чтобы что-то написать. С трудом произношу приветственные слова, первые, заранее заученные фразы. Дальше в театре никто не замечает, что меня на самом деле там нет, что вместо меня говорит какой-то умный автомат, который просто воспроизводит мысли, когда-то пришедшие мне в голову, лишь бы не сказать ничего нового, что могло бы оказаться неверным. Кто-то выкрикивает, что меня нужно назначить министром иностранных дел, и, вероятно, мне делают комплимент, но в литературном плане это равносильно казни.
* * *
Во время последующего ужина директор театра спрашивает, правда ли, что я рассталась с мужем.
– Откуда вам это известно? – спрашиваю я ошеломленно в ответ.
– Да так… – следует ответ.
Пятьсот километров от дома – и просто «да так».
«Нельзя расстаться с кем-то в одностороннем порядке, расстаются всегда двое», – хочу поправить я, словно это что-то меняет, но, к счастью, директор переводит разговор на Владимира и Эстрагона, которые в первой версии Беккета были двумя беженцами, Годо – их перевозчиком, а Лаки – обезумевшим интеллектуалом. Не зная об этом, я цитировала пьесу, когда писала о беженцах в Ливии, которые месяцами ждали своего перевозчика, живущих по восемь человек в комнате без окон и света, днем и ночью при свечах. Каким бы прозорливым и политически точным ни был его первоначальный замысел, мы все же рады, что Беккет перевел пьесу в метафизическую плоскость – хотя ее можно читать и в политическом ключе. Как и многие поэты, Беккет был религиозен, но не набожен. Или наоборот? «Жизнь – это всего лишь неизвестный путь домой», – цитирует его директор театра; фраза, которая могла бы сойти за банальный афоризм для календаря, становится настоящей сенсацией, когда звучит в пьесе Беккета: ведь тогда предполагается, что дом существует. То же самое можно сказать и о реплике из «Счастливых дней», ее истина заключается в том, что ее произносит Винни, застрявшая в земле по пояс: «Как чудесно, что каждый день – о, старые добрые времена! – почти каждый день происходит обогащение новым знанием, каким бы ничтожным оно ни казалось, это я про обогащение, стоит приложить всего лишь маленькое усилие» [95]. Третья цитата, которую я записываю, значима в любом контексте: «Эстрагон: „Я больше так не могу“. Владимир: „Ты все время это говоришь“» [96].
* * *
Мужчина, который больше не твой муж, встретит тебя с такой нежностью, какую ты не ощущала уже много лет. Вы давно не виделись, и тебе кажется, что развод пошел ему на пользу: его руки снова сильные, губы полные и без трещинок, кожа здорова, а морщинки под глазами больше от смеха, чем от возраста. Порадуешься ли ты? Да, и вместе с тем почувствуешь боль. Он будет излучать что-то светлое и бодрое, возможно, потому, что ваш ребенок снова беззаботен. В то же время ты неожиданно почувствуешь нахлынувшую на него тоску, как будто он хотел бы все вернуть назад, начать сначала. Но вы оба подумаете, что уже слишком поздно, и поэтому не произнесете эту мысль вслух.
274
Адвокат замолкает на три-четыре долгие секунды – как до нее классный руководитель и терапевт, – и в ее мыслях развод, который она считала мирным, перерастает в очередную трагедию. В глубине души она прекрасно знает, с каким страданием сталкивается каждый день, и оно не оставляют ее равнодушной. Однако она не может позволить себе принимать близко к сердцу боль каждого из ее клиентов за последние двадцать пять лет – ее бы разрушила эта боль, помешала бы ей оставаться объективной, что необходимо для работы. Я бы сравнила адвоката с хирургом, который не может позволить себе расчувствоваться во время пересадки сердца. Да и мне во время путешествий приходится заглушать эмоции, чтобы быть более бдительной. Этот взгляд – он длится три-четыре долгие секунды, когда не можешь придумать, что сказать, – мне слишком хорошо знаком по моей собственной работе, когда что-то действительно выбивает меня из колеи, и я чувствую некое товарищество, пока молча смотрю на нее в ответ. Она испытывает облегчение от того, что я сохраняю самообладание – далеко не все клиенты способны на это.
275
«Пожалуйста, спасите птиц!» – крупными, жирными буквами написано на листке бумаги, приклеенном к дому на нашей улице. «Птицы умирают от жажды и голода. Считается, что они могут слетать к Рейну за водой, но это, к сожалению, не так. Они привязаны к своему месту и погибают от жажды. Пищи тоже не хватает. Обычно в это время года они питаются семенами и насекомыми, но все зеленые газоны высохли, и поэтому нет ни достаточного количества семян, ни насекомых». И вот, когда мы достаем теплые куртки, я позволяю себе сорвать этот листок, чтобы перепечатать объявление, потому что эта проблема будет актуальна и в следующие годы и потому что такая настойчивость трогает до глубины души. В прошлом году я нашла листок слишком поздно: «Пожалуйста, ставьте миски с водой на балконы, подоконники или перед дверью и кормите птиц. Подойдут целые яблоки и т. д.».
Интересно, кто приклеил этот призыв на дом, а возможно, и на афишные тумбы, светофоры, автобусные остановки, и почему именно этот листок выдержал дождь, который наконец пошел. Мужчина или женщина? По стилю это явно не подросток и не студент. Наверняка этот человек живет в одиночестве и сильно страдает, ведь такой крик о помощи не вырывается просто так. Среди всех людей, которые стонали от жары, ходили полураздетыми, но все равно продолжали работать или уже с утра отправлялись в бассейн, наполняли уличные кафе, позволяли себе по два мороженых в день, устраивали вечерние барбекю или праздновали
