Неотправленные письма - Олег Юрьевич Рой
Надеюсь, теперь Вам понятны причины моего решения. Не переживайте – я вернусь в родную больницу, и Вы ещё будете ассистировать мне при операциях или проводить свои с моей инспекцией. Война закончится нашей победой, и все мы вернемся к мирной жизни. Ждать осталось недолго.
Обратите внимание на внутриглазное давление у Коркиной. Его рост, даже незначительный, может быть плохим признаком. Стоит повторить ей томограмму. У Шипцова следите за состоянием швов донорской ткани – проблем быть не должно, но береженного Бог бережет. У Кобоевой с перегородкой всё нормально, ей просто хотелось бы еще уменьшить нос, а это нецелесообразно, да и мы всё-таки не клиника пластической хирургии. Маврина можно будет выписывать, посоветуйтесь с Натаном Альфредовичем.
Скучаю по всем вам, лечащим и болеющим. Пишите мне, пожалуйста, а я буду писать вам. Жив, здоров, бодр и весел и, кстати, начал работу над новым исследованием. Но пока подробно говорить не буду, ещё не время.
С уважением, Корешков Виктор Васильевич,
Д.Б.Н., профессор».
* * *
Вовка доел борщ, причем полностью, разве что тарелку не облизал. Надежда спросила, не хочет ли он добавки, но сын отказался, равно как и от чая, и ушел в свою комнату. Надежда тем временем нашла конверт для письма врача, вложила его и заклеила. Непрочитанными оставалось еще пять писем, но Надежда не могла сразу же приняться за следующее – она чувствовала, что так нельзя. Как будто чтение этих писем стало для нее каким-то ритуалом, и этот ритуал обязательно надо было сделать правильно.
Глава 18. Как приходят добрые вести
Весь вечер Надежда с тревогой смотрела на запад, ожидая усиления канонады. Она занималась домашними делами, приготовила ужин – макароны по-флотски, не простые, а больше похожие на итальянскую пасту «Карбонара», но только из отечественных ингредиентов. И все это время наблюдала за тем, не начнётся ли там, где разгорался закат, стрельба, предвещающая ещё одну бессонную ночь.
Как стемнело, приехал Гришка, а с ним – Владимир Григорьевич. Муж Надежды был смертельно уставшим, что для него, однако, было нормально. У одного из пациентов открылось полостное кровотечение – в условиях эвакогоспиталя такое случалось часто и, увы, часто приводило к гибели пациента – но не тогда, когда лечащим врачом был муж Надежды. Владимир Григорьевич всегда боролся до последнего, вырывая из цепких рук Костлявой людей, попавших на операционный стол. Вырвал и в этот раз.
– Часть кишечника пришлось удалить, – рассказал он, поедая макароны по-флотски. Такие разговоры за столом в семье Ясенецких никого не смущали – во всех семьях мужья рассказывают за ужином женам о своей работе, и Ясенецкие были не исключение. А если твой муж – врач, то и рассказывать он будет о своих операциях. – По стенкам пошло заражение, в стационаре, может, и справились бы, но мы не стационар. Участок, слава богу, небольшой, как в старину говорили – на полперста, да и залатали мы аккуратно, но следить все равно придётся. Я попутно всё пересмотрел – в остальном, вроде бы, все нормально, но ведь в прошлый раз тоже казалось, что все нормально… – и Владимир Григорьевич тяжело вздохнул.
Надежда знала, как ее мужу в такие моменты нужна ее поддержка, поэтому, после того как они попили чаю и Вовка ушёл к себе, она пошла с Владимиром Григорьевичем в спальню, ненадолго задержавшись у икон в гостиной, и прилегла рядом, когда он лег в кровать. Так засыпать, подарив друг другу перед сном минуты нежности, им удавалось не часто с тех пор, как началась агрессия Украины на Донбассе. Засыпая, Надежда думала, что эта проклятая война поломала столько судеб. А еще – внезапно она подумала, что те люди, которые не знают, что такое война, и конфликтуют между собой, ссорятся друг с другом – просто безумцы. Мир – великий Божий дар, мирная жизнь – уже половина счастья. Люди не ценят то, что имеют, пока не потеряют это…
Надежда не запомнила, что ей снилось. Проснулась она по будильнику. Муж лежал на боку, открыв широкую спину с двумя белыми осколочными шрамами – Владимиру Григорьевичу не раз приходилось оперировать под обстрелом, поскольку он считал, что обстрел – это не повод для того, чтобы дать раненому умереть. При этом он три раза был ранен, один раз – еще и серьёзно контужен, потом полгода не слышал одним ухом и потерял несколько до того здоровых зубов. Но самым трагическим случаем Владимир Григорьевич считал тот, когда только что удачно прооперированного бойца прямо на операционном столе убил один-единственный осколок ракеты системы «Град», влетевший через выбитое окно.
Вовка, вопреки своей привычке на каникулах спать чуть ли не до обеда, проснулся рано и перед завтраком успел позаниматься зарядкой – вернулся весь мокрый, принял душ и успел позавтракать с отцом, прежде чем тот уехал с Гришкой.
– Чем будешь заниматься? – спросил его Владимир Григорьевич.
– Самообразованием, – усмехнулся Вовка. – Кроме шуток, я решил поступать в военное училище, мне дали список литературы для подготовки, мы с мамой его купили, теперь надо готовиться.
– А темы какие? – уточнил Владимир Григорьевич. Вовка вздохнул:
– Разные. Математика, физика, химия, а ещё – история, география и английский надо подтянуть. Мы так подумали, что мне лучше на артиллериста учиться. Во-первых, с точными науками у меня всегда всё было пучком, а во-вторых – артиллерия – главная сила на поле боя. Нацики наших пушек боятся, как… не важно, боятся – и всё.
– Так что ж вздыхаешь так тяжко? – спросил Владимир Григорьевич.
– История, – сказал Вовка. – Все эти даты учить… от них голова пухнет. Да и с инязом у меня всегда был напряг.
– Ничего, – ободрил его Владимир Григорьевич. – У тебя получится. Я в тебя верю.
– И я, – добавила Надежда Витальевна. Вовка прямо засветился изнутри и ушёл в комнату довольный – потом, правда, вернулся с книгами и ушёл во двор, где Владимир Григорьевич еще до войны построил беседку и капитальный мангал. Мангал с тех пор простаивал, поскольку во время войны не до шашлычных посиделок, а в беседке Вовка часто делал уроки или просто сидел с книжкой.
Убрав со стола, Надежда привела себя в порядок и отправилась на почту. В одиннадцать прибыла почтовая развозка