Собиратель историй - Иви Вудс
От удивления у меня отвисла челюсть, и я во все глаза смотрела, как он неуверенно берет протянутый камень. Оливию не интересовал крошечный зверек: все ее внимание было сосредоточено на брате, она, казалось, наслаждалась его смятением. Он поднял камень над головой и так долго держал его, что я решила: это всего лишь глупая подначка, никто из них на самом деле не собирается убивать зайца. Несмотря на это, я мысленно умоляла малыша бежать, мечтала, чтобы его испуг прошел, чтобы сильные задние лапы унесли его прочь от этих людей.
Руки Джорджа дрожали от тяжести камня, он стиснул зубы и, казалось, готов был расплакаться. Солнце играло на его светлых кудрях, а вот и без того темные черты лица Оливии будто стали еще темнее. Время словно остановилось, я понимала, что Джордж, как и бедный заяц, угодил в ловушку: Оливия знала, что он не посмеет показать себя слабаком перед ней.
— Я расскажу папочке, что ты кошмарный плакса!
Едва слова сорвались с ее губ, как Джордж со всей силы швырнул камень. Я услышала только сдавленный всхлип, который, как я поняла секундой позже, вырвался у меня самой.
Накатила тошнота, и пришлось зажмуриться, чтобы не рухнуть с дерева.
— Довольна? — крикнул он. Когда я открыла глаза, Джордж уже мчался прочь, в сторону их дома. Оливия же наклонилась и подняла камень, чтобы убедиться, что удар расколол череп бедного животного. Злая улыбка расползлась по ее лицу, она поднялась, собираясь последовать за братом, — и заметила меня. Подобно зайчонку, я вжалась в ствол дерева, мечтая стать невидимой. Оливия подошла ближе, одарила меня устрашающим взглядом, а потом показала язык.
Вскоре после того случая ко мне вернулась способность говорить. Зайца было уже не спасти, но я поклялась себе самой, что никогда больше не стану мириться с бессилием, — а значит, мне понадобится мой голос.
Глава 12
Дневник Анны
4 января 1911 года
Сегодня утром на улице стоял сильный мороз, деревья и кусты вокруг дома сияли инеем. Я поплотнее закуталась в шаль и, безуспешно пытаясь спрятаться от холода, перебежала через двор к Бетси. Я повесила фонарь на крючок в стене и погладила коричневый бок в знак приветствия. Бетси привыкла, что все происходит в одно и то же время определенным образом. Любое отклонение от обычного порядка могло вывести ее из себя; она частенько брыкалась, если кто-то пытался сделать что-нибудь иначе. Я поставила подле нее маленький трехногий табурет, и тишину наполнил успокаивающий размеренный плеск, с которым молоко льется в подставленное жестяное ведро.
Раз в две недели мы сбиваем сливочное масло из молока. На ночь разливаем его по формам, чтобы сливки отделились от пахты, потом снимаем их и отправляем в маслобойку. Мы с мамой по очереди сбиваем сливки, и если кто-то в это время окажется дома, ему тоже приходится поучаствовать. Говорят, что от долгого сбивания масло теряет вкус, так что чем быстрее мы управимся, тем лучше.
Когда пришел Гарольд, я как раз скармливала пахту нашей старой дворовой свинье. Вообще-то это свинья Падди, обычно он за ней ухаживает, но сегодня Падди отправился к Фоксам (что наверняка порадовало Тесс).
— Доброе утро, Анна! — поздоровался Гарольд и немедленно поскользнулся на обледеневшей дорожке.
— Доброе утро, мистер… то есть Гарольд, — вовремя спохватилась я. — Погодите, я только надену пальто и шапку.
Я торопливо забежала в дом, подумав, что все время бегаю взад-вперед и размышляю о том, что буду делать дальше. А вот Гарольд ведет себя так, будто у него в запасе все время мира. Может, все американцы такие, но у Гарольда всегда есть минутка, чтобы поразмыслить над какой-нибудь тайной или полюбоваться цветком на обочине. Для него все в новинку и любое открытие ценно.
— Итак, куда вы поведете меня сегодня? — спросил он, когда мы оседлали велосипеды и поехали вниз по дороге.
— В дом Джона О’Конгейла. Он целитель, — отозвалась я, довольная собой.
— В самом деле? — в голосе Гарольда слышалось сомнение.
— Джон — седьмой сын седьмого сына, — пояснила я, — и поэтому у него есть некоторые способности. Когда я была маленькая, на руке у меня появился стригущий лишай. Отец сразу отвел меня к Джону, и…
— Простите, Анна, хотите сказать, ваш отец даже не попытался показать вас доктору Линчу? — перебил меня Гарольд.
— Боже, конечно, нет, доктор нам не по карману! К тому же Джон посмотрел на мою руку и сразу понял, что со мной. Он взял маленькую соломинку и принялся выводить ею какие-то символы у меня на ладони, потом произнес пару слов (которые я, конечно, не запомнила) — и все. Мы сходили так к нему еще два раза, лишай прошел, а в оплату мы отнесли Джону корзинку яиц и сливочное масло.
— Невероятно, — произнес Гарольд. — В Калифорнии такого точно не увидишь!
— Но это правда. Мы все обращаемся к Джону, когда болеем, а если он не в силах помочь, то так и скажет. Моя тетя Брид никак не могла зачать ребенка и пришла с этим к Джону. Он положил руки ей на живот и сказал, что, к сожалению, она никогда не сможет подержать на руках собственное дитя.
— Ну, так чего же мы ждем? — поинтересовался Гарольд и затянул шарф на шее. — Показывайте дорогу, Анна!
Пока мы ехали, я старалась затолкать поглубже ощущение собственной значимости. Все знают, что гордыня — грех, и все-таки мне было приятно, что Гарольд, такой серьезный ученый, согласился с моей идеей.
Обогнув поворот, мы проехали мимо фермы Фоксов: к их сеновалу выстроилась очередь из мужчин. Они напоминали стадо быков, поджидающее, когда фермер распахнет ворота.
— Что происходит? — растерянно спросил Гарольд.
— Парикмахер приехал, — пояснила я и помахала братьям, стоявшим в середине очереди.
— Прошу прощения?
— Парикмахер Деклан. Раз в месяц он приезжает из соседней деревни, чтобы обслужить местных.
Гарольд покачал головой и едва заметно улыбнулся.
— Он устраивается в амбаре, ставит там стул и стрижет всех мужчин из деревни, одного за другим, как овец! — Я рассмеялась.
— Не уверен, что когда-нибудь привыкну к вашим порядкам, — заметил Гарольд, — но определенно буду скучать по этим… особенностям.
— Хотите сказать, что мы кажемся вам странными? — спросила я.
— Не странными, совсем нет, Анна! Удивительно самодостаточными. — Взгляд Гарольда затуманился, будто он видел нечто большее, чем амбар Фоксов. — Я завидую вам, — добавил он, и я подумала, что, даже если поклянусь Богом, мама с папой ни за что не поверят, что он
