Едгин, или По ту сторону гор - Сэмюэл Батлер
Гениальности они не придают никакого значения, ибо говорят, что каждый в той или иной степени гений. Никто не является настолько физически здоровым, чтобы хоть что-то у него чуть-чуть не болело, и никто не болен настолько, чтобы хоть что-то у него не осталось здоровым — и так же никто не является настолько здоровым умственно и нравственно, чтобы не быть отчасти безумцем и злодеем, и никто не безумен и не порочен настолько, чтобы отчасти не сохранить разумение и чувство чести. И нет гения, который не был бы и дураком, и нет дурака, который не был бы гением.
Когда я заговорил об оригинальности и гении с джентльменами, которых встретил на ужине, устроенном г-ном Тимсом в мою честь, и сказал, что оригинальность мышления следует поощрять, мне пришлось пожалеть о сказанном. Мнение их сводилось к тому, что гениальность сродни преступлению: надобно ей прийти в мир, но горе человеку, через которого она приходит[27]. Человек должен думать обо всем так, как ближние, и да поможет ему Небо, если станет он думать хорошо о том, что они считают плохим. Трудно сказать, чем эта теория отличается от нашей, ибо слово «идиот» изначально означает человека, у которого обо всем есть собственное мнение.
Почтенный профессор дисциплины, именуемой «Житейская мудрость», господин под 80, но еще крепкий, весьма серьезным тоном заговорил со мной об этом после того, как я опрометчиво позволил себе обронить несколько слов в защиту гения. Он был одним из тех, кто имел наибольший вес в университете, — а также репутацию человека, сделавшего больше любого из живущих для искоренения оригинальности в любом ее виде.
— Наша задача не в том, чтобы учить студентов думать самостоятельно. Это, безусловно, последнее, что должен в них поощрять тот, кто желает им добра. Наш долг — добиться того, чтобы они думали как и мы, или, по крайней мере, думали то, что мы находим целесообразным доводить до них из того, что сами думаем.
Однако считалось, что в некоторых отношениях профессор придерживается довольно-таки радикальных мнений, ибо он числился президентом «Общества по искоренению бесполезных знаний и полному уничтожению памяти о прошлом».
Что касается экзаменов, табелей с оценками у них нет, равно как не одобряется какое бы то ни было соревнование среди студентов; считается, что тем самым поощряется эгоизм и нетоварищеское отношение к соученикам. Экзамены проводятся в письменном виде: кандидат на степень пишет ряд работ на утвержденные темы, из которых одни известны ему заранее, тогда как другие имеют целью оценить его savoir faire[28] и багаж знаний.
Мой приятель, профессор «житейской мудрости», слыл грозой для множества студентов; и, насколько я мог судить, такую репутацию имел не зря, ибо к профессорскому званию относился куда серьезней, чем иные. Я слышал, он завалил одного беднягу на экзамене за отсутствие «достаточной неопределенности» в работе, посвященной исключающим оговоркам в юридических документах. Другого выгнал за то, что в статье на научную тему тот в недостаточном количестве использовал такие слова, как «тщательно», «терпеливо» и «серьезно». Одному студенту было отказано в присвоении степени за то, что он слишком часто и в слишком серьезных вопросах оказывался прав, тогда как за несколько дней до моего прибытия профессор завалил целую группу за недостаточное недоверие к публикациям в печати.
По этому поводу разгорелись изрядные волнения, ибо профессор, похоже, поместил в ведущем университетском журнале статью, которая, как всем было известно, принадлежала его перу и изобиловала грубыми, но имевшими правдоподобный вид ошибками. Он позаботился распространить сие издание, дабы дать экзаменуемым возможность повторить в своих работах эти ошибки — что они, уверенные, что статья написана их экзаменатором, и сделали. Профессор завалил всех до единого, но такой поступок был сочтен весьма неблагородным.
Я процитировал новым знакомцам возвышенную гомеровскую строку, где говорится о том, что человек должен всегда бороться за первенство и стремиться во всем превзойти сверстников[29]; но мне ответили, дескать, нет ничего удивительного, что страны, где восхищаются такой отвратительной максимой, вечно вцепляются друг другу в горло.
— Почему, — спросил один из профессоров, — человек должен желать быть лучше ближних? Пусть будет благодарен за то, что он не хуже их.
Я рискнул, хотя и без запальчивости, возразить, что не вижу, как можно достичь прогресса в любой отрасли искусства или науки, да и в какой угодно области, без стремления человека к большему или меньшему самоутверждению, а следственно, и без соперничества.
— Конечно, нельзя, — сказал профессор, — поэтому мы против прогресса.
После этого не о чем было уже и говорить. Однако позже молодой профессор отвел меня в сторону и сказал, что ему кажется, я не совсем понял, каковы их взгляды на прогресс.
— Мы любим прогресс, но надо, чтобы он привлек на свою сторону народное мнение. Если кто-то знает о чем-то больше, чем ближние, ему следует держать знание при себе, пока, озвучив кое-что на пробу, он не убедится, что ближние с ним согласны или не прочь согласиться.
Еще он сказал, что в равной степени безнравственно как слишком обгонять свой век, так и слишком отставать от него. Если человек действительно может повести ближних за собой, пусть говорит, что хочет, но если нет, что может быть оскорбительней, чем навязчивое стремление говорить людям то, чего они не желают знать? Всякий должен помнить, что интеллектуальная распущенность есть одна из самых злокозненных и позорных форм, в какие облекается человеческая невоздержанность. Понятно, что каждый может иногда выйти за рамки, поскольку даже безупречно здравый ум способен довести человека до безумия в тот самый момент, когда достигнет пределов здравомыслия, но…
Чем дальше, тем больше он распалялся, и я уже начинал подумывать, как бы мне от него отделаться, но тут ужин завершился, и хотя я пообещал связаться с ним до того, как уеду из города, обстоятельства, к сожалению, не позволили мне этого
" alt="Сэмюэл Беккет - Комедия">
