Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Кавказская армия лишилась 26 000 бойцов, из них 6000 – обмороженных.
Очередное турецкое нашествие на Кавказ закончилось так же, как и все предыдущие – блестящей победой русского оружия. И тем не менее, это было только начало борьбы. Как и на всех остальных фронтах.
X
Весь декабрь под Ипром лил ледяной дождь. Британские и германские траншеи превратились в сточные канавы, заполненные водой и жидкой грязью. Потом, на Сочельник, 24 декабря, ударил мороз. Неубранные трупы перестали источать запах гниющей плоти. Солдаты принялись распаковывать рождественские посылки из дома.
Все знали, что римский папа Бенедикт XV призвал отметить Рождество официальным прекращением огня. И хотя армейское командование отвергло эту инициативу, 48-часовое перемирие все-таки состоялось. «Высшие власти отказались объявить перемирие во время Рождества, но солдаты, тем не менее, установили мир сами», – сообщал в письме домой молодой британский доброволец.
Позиции противников располагались довольно близко друг от друга, так что можно было перекрикиваться, не надрывая голоса. Внезапно немецкие окопы озарились светом тысяч свечей и раздались звуки рождественских гимнов. Британцы зааплодировали и запели свои святочные песни. Начались стихийные братания. Солдаты враждующих армий обменивались подарками – пирожками, сигаретами, алкоголем, в ход шли даже форменные пуговицы и головные уборы. Всю рождественскую ночь не утихали поздравления и приветствия, раздававшиеся из окопов. Немцы кричали на ломаном английском: «A happy Christmas to you, Englishmen!» («Счастливого Рождества вам, англичане!»), и слышали в ответ: «Same to you, Fritz, but dinna o’er eat yourself wi' they sausages!» («И вам того же, Фрицы, только не объешьтесь колбасой!»).
Все происходящее казалось самим участникам сказочной фантасмагорией, настоящим рождественским чудом. «Было сложно поверить, что мы воевали друг с другом», – признавался один немецкий солдат.
Пропаганда больше не имела власти над умами солдат. Во врагах теперь видели людей, а не диких зверей, которых можно только убивать. На исходе перемирия британские солдаты сообщали своим родным: «По-видимому, они (немцы) – хорошие малые», «о них я теперь неизмеримо лучшего мнения, чем раньше», «немцы совсем не кажутся такими дьяволами, как их изображают».
В официальной боевой истории 133-го Саксонского полка сохранилась запись о легендарном рождественском футбольном матче с англичанами. Игра закончилась со счетом 3:2 в пользу немцев.
На позициях, занятых французами, однако, ничего подобного не происходило. Из французских окопов в сторону немцев по-прежнему смотрели с ненавистью. По словам военного психолога Н. Коупленда, «для француза война была личным, а не посторонним делом. Он сражался на своей земле; его жена и дети были вынуждены покинуть свой очаг или находились рядом с полем боя; его города, деревни, церкви превращались в руины. Если английские солдаты почти дружески называли своего немецкого противника «Джерри», то для француза он был ненавистным «бошем».
На Восточном фронте случаи рождественских братаний были единичны. Один из них произошел в расположении 301-го пехотного Бобруйского полка, где 20 солдат, 4 унтер-офицера и 1 ефрейтор «отлучились по легкомыслию» в расположение немцев, как сказано в официальном отчете об этом происшествии.
Другой случай неофициального заключения перемирия на все время зимних праздников описан в письмах унтер-офицера И. И. Чернецова. «Немецкое Рождество, – пишет он сестре 22 декабря, – прошло на нашем фронте вполне спокойно, без выстрелов орудийных и ружейных, а также спокойно прошла и ночь на их Новый год, только сами немцы сильно шумели: пели песни, свистали, хлопали в ладоши и прыгали, не смущаясь присутствием нас, а мы очень близко находились в это время от них. Сейчас уже вот несколько дней на фронте так же спокойно, но только интересно, как-то пройдет наше Рождество и не потревожат ли нас сами немцы на наш праздник или на Новый год». 29 декабря он сообщает: «Рождество Христово нам пришлось встречать на передней позиции, как я и писал ранее вам. Немцы нас совершенно не тревожили ни в сочельник, ни в самый праздник. В сочельник у артиллеристов была зажжена елка, поставленная перед землянками. Вечер был тихий и свечей не задувало. Потом им раздавали подарки и заказанные ими вещи».
А вот против 249-го пехотного Дунайского и 235-го пехотного Белебеевского полков немцы устроили провокацию. «В день Рождества Христова, – говорится в приказе командующего 1-й армией, посвященном этому инциденту, – немцы, выйдя из своих окопов против позиций Дунайского и Белебеевского полков, стали махать белыми тряпками и подошли к реке, показывая бутылки и сигары и приглашая наших к себе. Человек 10-15 немцев без оружия подошли к реке, сели в лодку, переправились на нашу сторону и стали заманивать к себе подошедших к берегу солдат вышеназванных полков. Несколько человек поддались на эту подлую уловку и переправились на немецкую сторону, и что позорнее всего, с ними переправился призванный из запаса Дунайского полка поручик Семен Степанович Свидерский-Малярчук. Все переехавшие на ту сторону наши солдаты и этот недостойный своего звания офицер тотчас были немцами арестованы и взяты в плен».
Русское командование приказало заочно судить провинившегося поручика полевым судом[92], а также «немедленно сообщить имена сдавшихся солдат на их родину, дабы в их селах и деревнях тотчас же прекратили выдачу пайка их семьям и все там знали, что они изменили своей Родине, польстившись на бутылку пива». При повторении «подобных подлых выходок со стороны немцев», личному составу предписывалось «немедля по ним открывать огонь, а равно расстреливать и тех, кто вздумают верить таким подвохам и будут выходить для разговоров с нашими врагами».
Установившаяся в конце декабря мягкая зима способствовала продолжению военных действий на территории Польши. В перерывах между боями 23 декабря один немецкий офицер записал в своем дневнике: «Мы теперь все устали от войны. Самая сокровенная наша мечта, о которой мы часто говорим, – это мир. Мирные переговоры для всех нас были бы избавлением от этого кошмара. Но куда ни посмотришь – нет выхода, нет надежды».
Вечером 28-го числа, после очередного немецкого артобстрела, на позициях VI армейского корпуса в Боржимовицком лесу были найдены несколько сотен солдат в бессознательном состоянии. Все они были доставлены в тыл, где врачи заметили, что от их одежды исходит отчетливый запах формалина. Большинство пострадавших наутро пришли в себя. Из их рассказов выяснилось, что немецкая бомбардировка сопровождалась таким же запахом, только намного более сильным. Немцы повторили опыт химической атаки, достигнув несколько большего эффекта, чем у Нёв-Шапель.
