Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев

которую Людовик в пору своих молодых лет возненавидел за то, что эта «наглая и распутная девка» разрушила их семью, заставив страдать его мать, Марию Анжуйскую. Лишь Богу ведомо, какую душевную травму это нанесло дофину, который, неоднократно поднимая мятежи против отца, бежал от его преследований к бургундскому герцогу Филиппу.

Словно угадав намерения графини, об этом же завели с ней разговор супруг и брат.

— Можно понять вашего отца, Анна, — сказал ей муж, — человека больного и мнительного, любившего одиночество вкупе с тлетворным мраком и тишиной, но мы с вашим братом, да и придворные, сотканы из других нитей. Довольно пребывать в смрадном подземелье, если есть возможность дышать чистым воздухом, любоваться солнцем и радоваться жизни. Словом, надо немедленно перебираться в Амбуаз, пока мы здесь совсем не зачахли и нас не отнесли туда же, куда и вашего с Карлом отца.

— А еще лучше — в Париж! — заулыбавшись, воскликнул дофин. — Все же это столица, сестра, и король, я полагаю, должен жить там, а не хоронить себя заживо в замке, подобном Плесси.

— Разумеется, мы переедем в Амбуаз! — оживилась Анна. — Здешняя атмосфера мне тоже не по нраву.

— Вы о роскоши? — спросил Пьер де Бурбон. — Если бы только это! В ответ на ваши так называемые авансы герцог Орлеанский что-то затевает.

— На мои авансы?.. — Щеки у Анны зарозовели. — Что вы имеете в виду, говоря так?

— Каждому, даже простому лакею, известно, что вы безнадежно влюблены в этого щеголя, в вашего троюродного дядю. Уж не думаете ли вы, что в этих условиях я могу оставаться в неведении? До сих пор я молчал, полагая, что ваше глупое увлечение пройдет, но нынче настала пора заявить вам, что мне давно все известно. Так вот, повторяю, Людовик Орлеанский что-то затевает: повсюду его единомышленники собираются группами, о чем-то негромко переговариваются, озираясь по сторонам. Не готовится ли попытка похищения дофина, что однажды уже имело место?

— К тому же он чуть не отравил меня, — прибавил Карл.

— Никто не доказал, что это было его рук делом, — попыталась защитить возлюбленного дочь короля.

— В то же время ни один придворный не посмеет утверждать, что это было делом не его рук, — возразил граф. — Потому я и предлагаю перебраться в Амбуаз. Понятно, что вас одолевают мысли, связанные с нынешним положением, но не лучше ли думать о делах государства пребывая на дневном свету, нежели во тьме? Уверен, так будет лучше и для дофина.

— А я не прошу, я уже настаиваю на этом, поскольку мне дана власть приказывать! — топнул ногой Карл. — Я здесь просто задыхаюсь. А тут еще Орлеанский со своими кознями…

Анна смутилась, прикусив губу.

— Поговаривают, будто этот герцог вовсе не Валуа, а сын какого-то кастеляна.

— Ты с ума сошел, Карл! — сделала удивленные глаза сестра.

— Я? Ничуть! Вот скажу Вержи, пусть отколотит его дубинкой. Этьен теперь мой приближенный, Анна, я сделаю его капитаном моей гвардии.

— Боже мой, что же будет, когда ты станешь королем?

— Видела бы ты, как ловко он командует шахматными фигурами! Я дарую ему чин маршала, и он станет командовать войском, которое я пошлю на герцога Орлеанского.

— Карл, ты пугаешь меня! Что плохого сделал тебе наш дядя? За что ты его ненавидишь?

— За то, что он презирает тебя.

— Презирает? С чего ты взял?

— Будь иначе, он ответил бы на твои авансы, как выразился сир де Боже. Ныне же, судя по всему, Орлеану весьма не по вкусу пришлась воля нашего отца, а потому его ненависть к тебе будет только расти. Ты, кажется, сделала его губернатором Иль-де-Франса? Может быть, и его любимчиков собираешься одарить выгодными должностями и землями? Так знай, я против этого и не подпишу ни одной дарственной и ни одного указа.

— Не возьму в толк, Карл, кто мог внушить тебе такие мысли?

— Рибейрак. И вот что еще он мне сказал: герцог Орлеанский намерен требовать созыва Генеральных штатов, и если они признают регентство за тобой, то он объявит тебе войну. Рибейраку все известно, а что знает он, то знаю я.

— Штаты?.. — протянула Анна и, замолчав в поисках ответа, перевела озабоченный взгляд на супруга.

— Именно! — кивнул тот. — И этот вызов нам надлежит принять, ибо речь пойдет о будущем королевства. Что касается Рибейрака, то это хороший рыцарь, надежный человек и друг. Возьмите его к себе в услужение, мадам, если, конечно, брат отдаст вам его. Впрочем, у него останется еще де Вержи. Они дружат, и это может оказаться для нас весьма полезным, если учесть при этом и то обстоятельство, что Рибейрак пользуется доверием герцога Орлеанского.

— Я последую этому совету. У меня мало друзей, точнее, их совсем нет.

— И перестаньте смотреть на Людовика Орлеанского как на объект вашей страсти; коли вы непременно желаете быть дамой сердца, то найдите себе другого верного рыцаря, нежели этого ветрогона. Катрин дю Бушаж сказала мне, что вы милы Этьену де Вержи.

— Катрин? — в удивлении вскинула брови Анна. — Но… каким образом?

— Если я не запрещаю вам быть дамой сердца вашего рьщаря, хотя в наше время это звучит уже почти смешно, то, полагаю, ничто не должно помешать мне также иметь даму сердца. Ни одна из сторон при этом не несет урона: мы, как и прежде, остаемся любящими супругами и хорошими друзьями; к тому же мы оба, согласно воле вашего отца, возглавляем аппарат власти, а потому должны относиться друг к другу с симпатией. В этом смысле нам следует находиться там, где советует двор. Я говорю о наших с вами придворных. — Граф де Боже сделал ударение на местоимениях. — Что касается остальных, которых становится все больше, то они, как вы и сами видите, составляют окружение вашего ненаглядного дяди. Те, что преданы дофину, повторяю, уже высказывают в связи с этим опасения и недоумевают, отчего мы не едем в Амбуаз, подальше от герцога Орлеанского, ибо его власть как первого принца крови может превысить нашу.

— Поедем, сестра, ни к чему тянуть, — повторил дофин. — Я не собираюсь ждать, пока нас тут прихлопнут, как мух. Я хочу в Париж! Говорят, только там пекут изумительные крендели и вафельные трубочки с начинкой из крема с изюмом. Этьен де Вержи уверял, что этим искусством славится некий булочник с улицы Крысоловки.

— Но для этого сначала надо побывать в Реймсе, ваше высочество, — заметил граф. — Париж — столица Франции, и он любит коронованных особ.

— Этьен обещал мне показать в Париже дом, где он жил когда-то, и рядом — старые ворота.