Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев

— Недурная клятва, Рибейрак! Клянусь святым Иларием, я не оставлю этого и пойду до конца! Легисты не смогут не встать на мою сторону: не очень-то они жаловали в свое время политику покойного короля.

— Однако не стоит раньше времени прибегать к таким крайним мерам, Луи, — произнес Алансон. — Подождем коронации, а затем посмотрим, куда подует ветер. Быть может, не так уж страшна буря, как нам чудится? А там, пройдет какое-то время — и не утихнет ли гнев в вашей душе, уступив место здравому рассудку и, главное, превратностям судьбы?

— Что ж, подождем, — нехотя согласился герцог, легко кивнув, и, сузив глаза, внезапно спросил: — Вы как будто имеете виды на Бретань и крепость Бернавон близ графства Перш? Насколько мне известно, король не очень-то горел желанием делать вам такие подарки. Воображаете, его дочь окажется покладистее? Клянусь святым Стефаном, она пойдет в отца!

«Ага, — подумал Рибейрак, — надо будет сказать об этом Этьену: король не должен подписывать дарственную, которую может составить Анна де Боже».

— А вам, Лонгвиль, — обратился герцог к сыну Жана Дюнуа, — помнится, тоже хотелось бы увеличить свои владения за счет соседней сеньории? Полагаете, новоиспеченной хозяйке королевства доставит удовольствие отобрать земли у семьи вашего внезапно скончавшегося соседа?

Рибейрак внутренне улыбался. Вержи поставит об этом в известность короля, а тот передаст сестре; вожделенная сеньория вследствие этого надолго исчезнет за линией горизонта для графа Дюнуа.

— А вам, Ла Кудр, — повернулся Людовик Орлеанский к камердинеру, — не терпится пристроить ко двору свою тещу вместе с ее сестрой, не так ли? Попробуйте, мой милый, но учтите, Анна де Боже ничего не сделает даром; так, во всяком случае, мне это представляется. Какую услугу вы ей оказали или, быть может, собираетесь оказать? Да, я забыл еще принца Ангулемского; любопытно, чего захочет от своей дальней родственницы мой кузен? А Монморанси? Он, кажется, мечтает стать коннетаблем? Надо будет напомнить ему об этом воздушном замке.

Рибейрак мысленно повторил все то, что услышал. Покинув комнату, он негромко проговорил, остановившись у одной из арочных колонн и обращаясь к гипсовому бюсту Аристотеля, в двух шагах от ниши:

— Теперь можно с уверенностью сказать, что король не подпишет ни одного документа, который сестре вздумается дать ему на подпись. Пусть Этьен также убедит короля в том, что не следует делать ничего в угоду сторонникам Орлеанского дома. Почему, спрашиваешь ты меня, приятель? Да чтобы герцог озлобился и дал понять об этом Анне де Боже, авось это затушит неуемное пламя страсти в ее душе к этому выскочке. А еще лучше, когда они все — и его родичи, и фавориты — подговорят его на военные действия против регентши. Он проиграет, так было уже не раз с мятежной знатью, но тогда уж она определенно отвернется от этого развратника и обратит взор на сира де Вержи; об этом скажет ей родной брат.

Видишь, Этьен, как я стараюсь? Но, черт возьми, чего не сделаешь во имя дружбы! И если эти двое потомков Карла Пятого после Генеральных штатов окончательно не перессорятся, то я буду считать себя ничтожным дипломатом, клянусь песком преисподней, по которому ступают черти! Кстати, надо нанести визит будущей правительнице; цель визита — поставить ее в известность, что она не только супруга Пьера Бурбона, но еще и дама сердца одного бедного рыцаря, который готов совершить подвиг в ее честь. Это на тот случай, если Катрин забыла о моем поручении. Добавим, что этот рыцарь влюблен и дал обет… Вот черт, какой же обет он дал? Как думаешь, дружище? — обратился Рибейрак к философу. И ответил за него: — Ты прав, Этьен будет есть и пить стоя до тех пор, пока не совершит подвиг. Конечно, с одной стороны сегодня это кажется уже пережитком прошлого, но с другой… Сделаем так: до подвига еще далеко, а вот до улыбки гораздо ближе. Так пусть же дама сердца моего друга обратит на него свой благосклонный взор, ибо принимать пищу все же удобнее сидя, нежели стоя, дьявол меня забери! А ты забавный собеседник, дружище, коли даешь дельный совет.

И, на прощанье щелкнув Аристотеля по носу, Рибейрак направился к дофину, где рассчитывал увидеть Этьена де Вержи.

Глава б

В АМБУАЗ!

6 сентября 1483 года тело Людовика берегом Луары довезли до Орлеана, потом повернули на Клери-Сент-Андре. Там, в базилике Нотр-Дам-де Клери (как он сам того хотел) и упокоился навсегда король Людовик XI. Оплакивали его смерть немногие, думается, всего лишь трое: супруга Шарлотта Савойская, дочери Анна и Жанна. Кому иному лить слезы? В памяти народа, его приближенных и врагов он остался человеком жестоким, хитрым, скрытным и коварным, к тому же вел, по существу, затворнический образ жизни, рассылая повсюду послов и шпионов и получая от них сведения. Таким образом он узнавал планы своих врагов и даже знал их настроения. Сына по его указанию воспитывали в строгости; свидания Карла с отцом были редкими, порою они не виделись по нескольку месяцев; поэтому или по какой другой причине дофин не испытывал к отцу нежных сыновних чувств.

Этого нельзя сказать об Анне, давшей волю слезам. Теперь же, спустя пару дней после похорон, когда слезы высохли, она вдруг с ужасом поняла, что растерялась. И вправду, что же делать? С чего начинать? Она стала вспоминать все, о чем говорил отец. И вдруг поймала себя на том, что всегда ненавидела мрачный замок Плесси с его темными коридорами и закоулками, из которых, как в подземелье, тянуло сыростью и веяло страхом; с его угрюмыми комнатами и залами, с его низкими потолками. Всё здесь дышало запустением, некой отрешенностью от мира живых людей. Людовик, хотя и был ценителем и знатоком искусства — разбирался в живописи, любил литературу и не чуждался роскошных убранств апартаментов, — жил в Плесси как настоящий отшельник, запретив, за редким исключением, украшать покои и залы античными скульптурами, коврами ручной работы, роскошной мебелью и прочим. Замок выглядел изнутри словно воронье гнездо или, правильнее сказать, напоминал жилище паука, раскинувшего во всех направлениях тонкие нити и поджидавшего в углу своей паутины очередную жертву.

И Анна решила перебраться в Амбуаз — райский уголок, где все было обставлено согласно веяниям моды, дышало роскошью, вселяло дух оптимизма и любви к прекрасному. Всё это — с легкой руки Агнес Сорель, любовницы Карла VII,