Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин
Капитана на земснаряде нет. Вернее, он здесь есть, но в судовой роли его должность обозначена иначе: командир. Его я застал в багерской рубке, представился, сказал о том, что хотел бы пожить несколько дней на землечерпалке.
Командир выслушал, затем вежливо поправил меня, сказав, что на Лене давно вышли из моды землечерпалки, «старые грязнушки» отправлены на слом. С достоинством, чеканя каждое слово, произнес:
— Вы находитесь на борту современного дноуглубительного земснаряда в самоходном варианте.
Что ж, век живи… Урок пошел на пользу. Только сейчас я приметил порядок и чистоту на «грязнушке». Багерская рубка, начиненная пультами, кнопками, аппаратурой, свидетельствовала не только о высокой механизации, но внешним лоском, прямо-таки стерильной аккуратностью говорила о высокой культуре людей, работающих здесь. Присматриваюсь к командиру. В движениях и словах сдержан, свежевыбрит, китель из синего сукна с золотыми вензелями ладно сидит на подтянутой, стройной фигуре.
Определенная холодность, возникшая в наших отношениях после «землечерпалки», вполне могла перерасти в чувство неприязни. Такое бывает. Слово не воробей… Выручил Евражка. Зверек забился в угол клетки, свернулся калачиком, зябко вздрагивал шерсткой.
— Вибрации боится, — сказал командир.
Он улыбнулся, глаза подобрели, жесткие черты лица сделались мягче. Взяв клетку, командир провел меня на вторую палубу. В наиболее удаленном от тряской рамы конце коридора отпер каюту — светлая, уютная, шторы, занавески, на столике цветущий стебель багульника, квадратное окно обращено к речной стремнине. Командир погладил успокоившегося зверька и с теплыми нотками в голосе сказал:
— Схожу на камбуз, принесу что-нибудь вкусное.
Так я познакомился с командиром дноуглубительного земснаряда в самоходном исполнении Л-331 Эдуардом Прокопьевичем Москвитиным.
Не часто удавалось видеть на его сухощавом лице улыбку. Такое случалось с командиром в те минуты, когда, оторвавшись от дел, он навещал Евражку. Поиграет с ним, угостит лакомством, а там и разговор ладится у нас. Москвитин коренной сибиряк. Привязанность к родному краю в нем беспредельна. Правда, по молодости лет подался было на юг. После окончания Одесского института инженеров Морского флота бросил якорь в Одесском порту. Потом одолела тоска, снялся с теплого места и вернулся в Сибирь.
За навигацию земснаряд перелопачивает десятки перекатов. В мутной пульпе иногда обнаруживаются археологические находки: осколок бивня, щепа от шитика, сосновая кокора — остаток старинных гребей, сработанных кочевыми мастерами, поржавевший карбасный якорь. Попадались даже кандалы.
Заинтересуйся какой-нибудь любитель старины «рухлядью», что попадает в ковши земснаряда, он мог бы составить уникальную коллекцию истории Приленья.
Рассказывают, лет пять назад «грязнушка» вывернула со дна реки покрытый илом кусок доломита. Камень очистили от водорослей, соскребли зеленую накипь. На щербатой поверхности открылся тончайший узор, вырезанный рукою искусного мастера; под женским силуэтом хорошо сохранилась вязь старинных букв: «Стеф… ерниг…» Доломит тот, вероятно, был куском надгробного камня, высеченного над могилой Стефании, супруги Никифора Черниговского.
О нем так упоминается в летописи:
«Жил он в Усть-Кутском остроге и был досмотрщиком за соляными промыслами. В это время (1665 год. — В. Д.) в Усть-Кутский острог прибыл илимский воевода Лаврентий Обухов; успел отдохнуть, огляделся; осмотревшись, удалось ему заприметить, что у соляного надзирателя жена хороша, да такая, что он, долго голодавший на сибирском лесном безлюдье, много не думал. Класть на весы свои воеводские права с правами ссыльного сибирский воевода почел за грех и за большое для себя преступление. Обухов отнял жену у Черниговского и, кончив дела, поплыл с красивою полькою вверх по Куте. Черниговский собрал сотоварищей, напал на воеводу, убил его и прислугу, отправился с женой обычной на те времена торной дорогой. Наскоро построил деревянную крепость, стал собирать с тунгусов ясак крупными и пушистыми соболями, но, памятуя об убийстве, стал отсылать ясак в Нерчинск. Потом уже он прямо от себя с нарочными отправил в Москву и отборный ясак и повинную. 15 марта 1672 года по первому приговору Черниговского приговорили к смертной казни. Но по бывалым примерам приговор отменили, и вместо казни сказано Черниговскому милостиво государево слово: за вину прощение и греха разрешение, да сверх того положена была награда в две тысячи рублей».
Дальнейшая жизнь Черниговского остается невыясненной. Известно только, что похоронил он свою жену тут же, на берегу Лены, и поставил над могилой «искусную плиту».
Евражка приболел. Нос сухой, шерсть свалялась, чароиты потускнели.
— Тряска доконает зверя, — коротко сказал командир.
Эдуард Прокопьевич был недалек от истины. Моя каюта хоть и расположена в другом конце коридора, но вибрация ощущается и здесь. В ней дребезжит все, что может дребезжать. Позвякивает броняшка на иллюминаторе, прыгает стакан, скачет карандаш на столе, тренькает плафон на подволоке, ходит ящик рундука, перемещается клетка по палубе. Евражка воротит нос даже от сухариков, выпеченных из корней сусака[14], потом перестал пить. Боясь за жизнь своего четвероногого друга, я подумывал о том, чтобы пересесть на какое-нибудь судно, уже и почву прощупывал.
— Зря, Александрыч, — убеждал меня Москвитин, — через несколько часов смолотим пару опечек и встанем на профилактику. — Он подвесил с помощью капронового шнура клетку к подволоку, домик Евражки перестало трясти.
А через два дня вечером, смолотив те самые опечки, металлический гигант замер. Замолчали агрегаты, перестали грохотать ковши. На снаряде наступила непривычная оглушающая тишина. В первый день царственной паузы многие багермейстеры не могли прийти в себя, бродили по затихшему железу, страдали от бессонницы.
Зато воспрял Евражка. Глаза заблестели, нос повлажнел, привел в порядок шубку, сгрызает все подряд и даже пресными ольховыми сережками не пренебрегает.
Милый забавный зверек. Он проторил мне дорожку к сердцу командира, сблизил меня с экипажем. Один припрячет для него сухарик, второй угостит черемшой или веточкой толокнянки, третий подарит ломкий стебель камыша, сорвет лист тальника, насыплет крупы, а кто преподнесет и королевский деликатес: жареный плавник валька. Рыба это непростая, осторожная, не так-то просто ее выудить. Родословную валёк ведет от ленка и хариуса, мордочка у него дельфинья, мясо нежное, ароматное, поджаренные плавники отличаются особым вкусом.
На валька более других удачлив Александр Захарьевич Ярыгин, первый помощник командира — второй механик. В рыбацком деле у него нет соперников. Что на удочку, что на спиннинг — он ловчее всех. Ярыгины — известная на Лене фамилия потомственных речников. Его дед, отец и теперь он сам — рабочая династия, которая, еще со времен примитивных паровых «грязнушек», занимается одним делом — реку «правит».
Александр Захарьевич навещает Евражку обычно со своей супругой. Валя работает на земснаряде матросом. Она из Бодайбо, и кажется, что ее светлые
