Океан. Выпуск 9 - Александр Сергеевич Пушкин
— Ладно, Сурков, не переживай, — сказал Гиатулин. — Передай капитан-лейтенанту о нашем положении. Радист — вот он, питание от батарей пока есть.
Палатку рвануло так, что она затрещала, и все уставились на тугой брезент, ожидая, что он вот-вот начнет расползаться по ниточкам. С новым порывом ветра сильнее зашуршал о палатку песок, еще острее запахло пылью. Под лампочкой, горевшей на стойке, словно бы клубился дым.
Туликов вдруг спохватился, что все происходящее само просится в строку — и выдумывать ничего не надо, — он потянулся за блокнотом и вдруг согнулся от нового приступа боли внизу живота. Его уложили на койку и уставились на него со всех сторон растерянно-горестными глазами.
— Передавай, — сказал Гиатулин радисту. — Больной у нас, серьезно больной. Срочно в лазарет надо…
* * *
— Товарищ капитан второго ранга, разрешите обратиться? — Голос, заглушаемый треском вертолетного двигателя, казался тонким и нервным.
Начальник походного политотдела капитан второго ранга Строев внимательно посмотрел на пилота лейтенанта Комморова. Молодой, красивый, загорелый, а в глазах беспокойство, мука.
— Товарищ капитан второго ранга, разрешите спросить?
— Вы считаете, сейчас время для разговоров? — прокричал Строев и посмотрел на юг, где кроваво пульсировало небо над горизонтом.
— Так ведь то одно, то другое, — вздохнул Комморов. — Вечно не время…
— Если пыльная буря надолго, наговоримся на корабле.
— А нам приказано вернуться. Доставить вас на БПК и вернуться на крейсер.
Лейтенант бросил быстрый взгляд на Строева.
— Вы бы раньше… — Строев пошарил в кармане, показал пустую руку. — Я ведь догадываюсь, о чем вы хотите говорить.
Комморов вдруг зарделся, как молодая девушка, отвернулся.
Он так больше ни разу и не оглянулся на капитана второго ранга, сидевшего в вертолете у него за спиной, стеснялся. Строеву была видна только его щека, все еще красная. А может, это падал отсвет неба, все больше краснеющего от приближающейся пыльной бури.
Строев хорошо помнил тот день, точнее, тот поздний вечер в походе, когда лейтенант пытался выбросить в море ключ от своей квартиры. Да видно, рука его дрогнула, и ключ упал на палубу. Строев его подобрал. Помнил, как лейтенант совсем по-мальчишески зарделся и начал наивно оправдывать свой поступок тем, что будто бы убедился, что жена не любит его, поскольку не поцеловала при прощании на причале. Все помнил Строев и берёг этот ключ пуще своего. Сложны психологические взаимосвязи между политработниками и их подопечными — офицерами, старшинами, матросами. Все, казалось бы, все без исключения учитывается, используется в политработе. Но порой случается неожиданное, вроде этой истории с ключом, и тогда главное — деликатность.
У Строева в тот вечер хватило такта не обидеть Комморова неосторожной репликой, на какие горазды скорые на розыгрыш моряки. Сколько раз ему казалось, что лейтенант готов попросить ключ обратно, но то ли не решался, то ли боялся услышать, что ключа уже нет, выброшен или потерян. А Строев сам не говорил об этом, хотя много раз хотел сказать. Но молчал, сдерживая себя укоренившимся в нем убеждением: политработник должен быть добрым, но не добреньким, а значит, должен уметь сдерживать свои желания, если нужно для дела.
В Хургаде их тогда ждала первая почта. Строев получил три письма из дому, а лейтенант Комморов — двадцать три. Молодая жена писала ему чуть ли не каждый день. И видимо, столько женской печали и любви было в тех письмах, что на Комморова смешно было смотреть: то хмурился, то глупо улыбался.
Вертолет шел низко, и от этого полет казался особенно стремительным — белые гребни волн, пенные пятна над рифами мелькали внизу, убегая назад с необыкновенной быстротой.
Строев сунул руку в карман и вдруг нащупал ключ. Он был там, куда он его и положил и где в последний момент перед вылетом почему-то не нашел. Хотел тут же отдать ключ Комморову, но передумал, решив, что момент для этого не подходящий: слишком много внимания требует полет и отвлекать пилота, да еще таким «эмоциональным средством», не следует.
Большой противолодочный корабль «Смелый» появился в иллюминаторе внезапно. Он был близко, казался сверху огромным и выглядел колючим от многочисленных ажурных мачт, сферических антенн, ракетных комплексов. Накренившись, вертолет обошел по небольшой дуге нагромождение стальных конструкций и повис над кормовой площадкой, прицеливаясь опуститься точно в середину белых окружностей, похожих на мишень, вокруг которых уже бегали матросы.
Сколько раз Строев видел БПК с воздуха и каждый раз ловил себя на том, что любуется. И почему это корабли всегда красивы? Так было во времена парусников, так и теперь, когда корабли изменились. Может, они красивы только для моряков? Как, например, для летчика — самолет, для токаря — станок. Постарались дизайнеры? Но какие дизайнеры были при строительстве парусников? И разве только морякам радостно смотреть на корабли? Сколько он, Строев, слышал восторгов по поводу тех же БПК от людей, понятия не имеющих, зачем на палубе те или иные конструкции. В этой красоте, сотворенной руками человека, прослеживается нечто большее, чем просто преклонение перед необычным. Вон крейсер — совсем вроде бы урод: асимметричен, все надстройки сдвинуты вперед, а сзади — пустота, голая низкая палуба. Но ведь и крейсер кажется красивым, особенно когда идет через штормовое море. Идет, почти не качаясь, не кланяясь океану, — могучий, прекрасный. «Ага! — мысленно воскликнул Строев. — Кажется прекрасным потому, что выглядит могучим!..»
Но тут вертолет «припалубился». Строев соскочил на палубу, взглянул на солнце, тускло просвечивающее словно через красное матовое стекло, отступил за надстройку и махнул рукой пилоту. Вертолет сразу взмыл вверх.
БПК «Смелый» стоял в районе траления. По всему морю, вразброс, каждый в своем квадрате ползали тральщики. Некоторые уже становились на якоря. Порывы ветра все крепчали, и волны вздымались все выше, угрожающе фиолетовые, пенные. А за герметическими дверями, плотно зажатыми тугими задрайками, были тишина и комфорт. Перешагнув порог, Строев попал словно бы в другой мир, мир строгого порядка, чистоты, прохлады, создаваемой трудягами кондиционерами.
Строев любил этот корабль. На каких только ни плавал, а к этому особенно привязался. Если бы его спросили, чем БПК так уж отличается от других кораблей, он бы, пожалуй, не смог ответить. На каждом — чистота, порядок и
