Кавказская слава России. Время героев - Владимир Александрович Соболь
– Он был храбр. Чья пуля попала в шею?
– Бетал, брат Мухетдина, аварца из аула Анцух. Он несколько раз ездил со мной, но вдруг решил пойти с русскими. Я убил его, и теперь его братья будут искать моей смерти.
– Трудно прожить, не встретив ни одного врага. Чужая ненависть укрепляет руку, делает зорким глаз, а слух чутким. Все же скажу: лучше всего враг выглядит мертвым.
– Но часто приходится хоронить друзей, – заметил Абдул-бек и смутился, потому что Джамалу на своем веку приходилось опускать в землю знакомых джигитов куда чаще, чем ему самому.
Джамал заметил замешательство сына. Что ж, если мальчик проживет еще хотя бы лет двадцать, он узнает, что такое – вдруг осознать: все, с кем схватывался в борьбе, в шуточном бою деревянным оружием, скакал наперегонки по длинному, травянистому склону – их всех больше нет.
– Дошли вы до Терека? – спросил он, хотя уже видел, что сын и его нукеры пришли без добычи.
– Нет, – коротко ответил Абдул-бек, недовольный, что ему напомнили о неудаче; но тут же вспомнил, что говорит с отцом, и продолжил, словно бы извиняясь за резкость: – Они ждали нас и встретили еще у этого берега. Дауд ехал первым и почувствовал запах неверных. Они гнали нас до темноты, но, хвала Аллаху, мы не потеряли ни одного человека. Попробовали уйти левее, обогнуть их крепость на Сунже, но и там поджидала засада. Этот русский, которого Джабраил держал в ауле, он узнал слишком много. Надо было убить его сразу, а потом расплатиться с его хозяином.
– Этим убийством ты бы оскорбил храброго Джабраил-бека.
– Знаю. Потому я и удержал свою руку, – отрезал Абдул-бек и задумался.
– Среди русских, – осторожно начал говорить Джамал, – среди этих неверных тоже есть достойные люди.
Абдул-бек вдруг рассмеялся, неприятным, отрывистым смехом, будто бы заставляя себя выдавливать горлом непривычные, неудобные для него звуки.
– Не ты ли учил меня, что мужчина должен иметь сильных врагов? Слабые лишь оскорбляют воина.
Теперь смутился Джамал.
– Говорят же, что промолчал, и ты хозяин своему слову. Выпустил – и ты его раб.
– Я не хотел обидеть тебя.
– И такое бывает в жизни. Еще говорят: не хватай отца за бороду, но если уж схватил – не выпускай. Мы все должны держаться своей тропы. Но как быть, если на ней мы начинаем встречать засады?
Абдул ответил отцу, не раздумывая.
– У человека есть ружье, кинжал, шашка.
– Но в тумане он может перепутать дороги.
– Тогда он должен подождать, пока поднимется солнце.
– И увидит, что окружен врагами. Тысячами, десятками тысяч. Я тоже ходил за Терек, я спускался в страну Цор, я встречал на дороге шемаханских купцов, – Джамал смотрел на сына, но видел лишь свое прошлое. – Так же поступали и мой отец, и отец моего отца… Может быть, у меня просто ослабела рука… Но часто я просыпаюсь ночью и вижу тех, кого догнала моя пуля, на кого упал удар моего кинжала. Теперь их сыновья и внуки придут требовать ответа за кровь.
– Пусть приходят, – отрубил Абдул-бек, сузил глаза и раздул ноздри, словно бы воочию увидев перед собой толпы врагов. – Я думаю, отец, если бы Аллах захотел сотворить людей равными, зачем ему понадобилось создавать горы?
– Возможно, он хотел приблизить людей к себе.
– Или же поставить одних над другими.
Джамал поднялся, опираясь на посох.
– Мы начинаем ходить по кругу, как волы на мельнице. Отдыхай. Ты долго не был дома, тебе нужно набраться сил перед ночью…
Когда все в сакле заснули, Абдул-бек тихо спустился вниз, на женскую половину. Зарифа ждала его и приняла покорно, с желанием, но без страсти. И Абдул-бек вдруг поймал себя на чувстве, недостойном мужчины, – ему хотелось не ласкать жену, а разговаривать с ней. «Старею, наверное, – подумал с усмешкой, – скоро вырублю себе посох и сяду с отцом на площади. Буду вспоминать, как скакал и рубился, осуждать неуклюжую молодежь да их же одергивать за горячность…»
Зарифа почувствовала, что муж расстроен, и зашептала в ухо, обдавая щеку горячим дыханием:
– Ты словно дождь, пролившийся после засухи. Как пересохшая земля, я вобрала воду всю, до единой капли.
Абдул-бек, не отвечая, приподнялся повыше, позволяя жене положить голову ему на плечо.
– Наши сыновья, – продолжала шептать Зарифа. – Латиф вырос совсем большой. Ему уже мало только бегать с утра до вечера. Он хочет скакать, стрелять, рубиться. Но кто возьмется теперь учить сына самого Абдул-бека?
Бек скрипнул зубами.
– Раньше многие бы считали за честь взять в семью моего сына. Теперь они опасаются.
– Да, муж мой. Мадат-паша, Аслан-хан – ты нашел себе сильных врагов.
– Мне есть чем гордиться.
– Так же, как и твоей жене, и твоим сыновьям. Но мальчиков нужно уже учить. Отец твой стар, а другие мужчины уходят вместе с тобой.
– Джамал расскажет им, как следует мужчине держаться на годекане, в кунацкой, в собственной сакле. Как подниматься в седло, как опускать шашку, как заряжать ружье и как выпускать пулю.
– Но мальчикам нужен еще хороший пример.
– Им еще нужно не умереть с голоду, – жестко ответил Абдул-бек, впрочем, тут же поправился: – Я буду в селении дней десять. Может быть, дольше. Я покажу мальчикам, что им нужно уметь для начала. А когда вернусь, проверю, что они поняли и запомнили. И тогда уже покажу им другое. Аталыка [82] у них нет и не будет, но никто не посмеет сказать, что сыновья Абдул-бека не знают отца…
Он вдруг сел и схватил кинжал, лежавший у изголовья. Зарифа тоже поднялась, прикрываясь лоскутным одеялом.
– Кто-то прокрался во двор, – шепнул Абдул-бек. – Я сейчас выйду.
Он ощупью снял со стены пистолет, бесшумно отодвинул засов, приоткрыл створку и выглянул. Два человека стояли в дальнем углу двора и подавали нечто тяжелое наверх, на крышу, где уже стоял третий.
– Кто такие? – грозно крикнул бек, выскакивая на открытое место. Стоявшие внизу метнулись к дувалу, а человек на крыше выстрелил и промахнулся. Бек разрядил свой пистолет, неизвестный крикнул и полетел вниз. Абдул-бек кинулся было вслед за бежавшими, но тут огромный столб пламени встал у него за спиной, на том месте, где только что была его сакля. Огненная рука схватила бека, перехватывая одновременно грудь и горло, подняла и швырнула далеко в сторону…
Глава тринадцатая
I
Новицкий опоздал, дверь в кабинет Ермолова уже закрылась. Но адъютант командующего, майор в егерской форме, хорошо знал помощника начальника канцелярии в лицо и приоткрыл перед ним
