Кавказская слава России. Время героев - Владимир Александрович Соболь
Но майор оказался весьма неуступчив.
– Вы, господин Новицкий, что-то уж чересчур привередничаете. Если уж отважились в горы идти, не след вам тамошними жителями гнушаться. Не знаю, кто уж вам надобен, а меня вот уверили, что эти – из лучших.
– Кто уверил, Петр Савельевич? – спросил Новицкий, впрочем, уже предугадывая ответ.
– Граф Бранский. Их сиятельство хотя и с титулом, но с тутошним людом изрядно накоротке. Я спросил, он присоветовал. Цена сходная, да и с его ручательством. Не хотите, стало быть, не берите. Но других я вам искать не смогу и не буду. Иные у меня, знаете ли, заботы…
Когда Семен вечером принес ужин, Новицкий передал ему разговор с комендантом.
– Нет, – сказал казак, и по его тону Сергей с упавшим сердцем понял, что для Атарщикова дело уже обдуманное и решенное. – Я, извини, Александрыч, с тобой уже не пойду. То есть не с тобой, а с теми.
– Ну, Семен, а если нам с тобой вдвоем отправиться?
Тот замолчал на короткий миг, а потом мотнул головой.
– Не возьмусь. Так далеко я раз-два забирался, да и то не один. Не найду я тропы. Так и пропадем ни за что.
– Видишь – стало быть, мне надобно с Юнусом отправляться. Раз уж вызвался, отказаться никак невозможно.
Атарщиков только крякнул, будто приняв тяжелый удар.
– Это фанаберия в тебе, Александрыч, взыграла. Гордыня по-нашему. Нешто стыдно отступить перед силой? Ты посмотри только – какие горы стоят, какие реки там с камня на камень прыгают! Природа, брат, любого человека завсегда переборет. Откажись. Авось да других отыщем.
Но теперь уже Новицкий качнул головой, отвечая безмолвно «нет», и расстроенный казак тоже умолк.
«Что ж, – размышлял Сергей, прохаживаясь вечером у внутренней стены крепости, – судьба посылает ему новый свой вызов. Отказаться от предложенных проводников значит выказать недоверие к Бранскому, старшему по команде в теперешней ситуации. Оснований таких, что можно изложить на бумаге и отправить в столицу, у него нет. Да и Георгиадис дал ему понять ясно, что положение графа достаточно прочно и одними подозрениями его, увы, не расшатать. Вольно Семену отказываться – он человек свободный. Он же, Новицкий, состоит на службе уже два десятка без малого лет и привык выполнять приказания. „Служить – так не картавить, а картавить – так не служить“, вспомнилась ему старая присказка, которую он услышал еще в Преображенском полку. Либо подчиниться, либо – немедленно выйти в отставку, да притом еще чувствовать за спиной насмешливый шепоток: мол, не хватило господинчику пороху! – Он пнул с досадой попавший под ноги камешек и вдруг остановился, пораженный незнакомым до сих пор ощущением. Ему вдруг сделалось интересным сыграть с жизнью ва-банк. Ему, который до сих пор сторонился карточного стола, что в гвардейских казармах, что в тифлиских гостиных. Поставить, не выбирая, на первую карту, что выскользнула перед ним из колоды. Горы пропускают хороших людей, вспомнились ему слова Атарщикова. – А вот и проверим, Сергей Александрович, – указал он себе, – насколько вы хороши и проворны…»
Через две ночи ранним холодным утром Новицкий пошел к воротам, ведя в поводу рыжего мерина. К задней луке седла были приторочены два туго набитых мешка с зерном, сухарями, сушеным мясом. Проходя мимо строения с канцелярией, Сергей невольно отыскал глазами окно Бранского. Несмотря на ранний час, граф сидел у распахнутого настежь окна, выставив наружу длинную трость трубки. Увидел Новицкого, он вынул мундштук изо рта, привстал и с приятной улыбкой отвесил поклон. Сергей мрачно кивнул и отвернулся…
Часть третья
Глава девятая
I
Княгиня Софья Александровна за последний год сменила три дома и никак не могла привыкнуть к огромному особняку, стоявшему в центре Тифлиса. Двухэтажное здание, возведенное из камня только лишь к прошлой осени, еще не успело просохнуть окончательно, и постельное белье до сих пор пугало хозяйку своей непривычной липкостью. Десятка два комнат, выстроенных анфиладами, две большие залы с паркетными полами, хозяйственный флигель, резавший на две части просторный двор, все требовало внимательного, опытного глаза, а между тем Петрос остался в Чинахчи, и распоряжаться действиями горничных, лакеев, кухарок, конюхов следовало самой княгине. За все свои почти четыре десятка прожитых лет Софье Александровне ни разу не приходилось отправлять обязанности столь сложные, и к концу каждого дня она только с ужасом думала, что завтра в девять утра надобно начинать уже следующий. Она не любила этот дом – ни длинную столовую, где во многих настенных зеркалах отражалась коричневая полированная поверхность обеденного стола; ни квадратную высокую спальню, где балдахин супружеской постели вздымался на витых столбах едва ли не под потолок; ей не доставляли удовольствия ни гостиная с мягкими креслами, аккуратно сложенными ломберными столиками, скромно ждущими своего часа. И уж конечно ее совершенно не радовал вид кухни, лакейской, швейцарской, куда она заглядывала по крайней необходимости. Она с удовольствием отдала бы все домашние работы и хлопоты в надежные и крепкие руки Патимат, но та лучше обращалась с оружием, чем с людьми. Единственное помещение в доме, где княгиня чувствовала себя спокойно и вольно, была даже не ее комната, а – кабинет мужа. И сегодня она по обыкновению проводила вечер в ожидании князя, присев в уголке дивана с новым английским романом Jane Austen [59].
О возвращении князя она узнавала по той суматохе, что вдруг поднималась в обычно тихом, даже угрюмом доме. Девушки улепетывали в убежища в задней части особняка, лакеи выстраивались вдоль лестницы, вытягивались и застывали недвижно; князь часто бывал весьма резок и, замечая непорядок, не скупился на наказания. В дверь кабинета стукнули, заскочила Патимат, округлила большие глаза, приложила ладонь к горлу, что означало: «не в духе», и ускакала. Софья Александровна не шелохнулась. За прошедшие годы она хорошо узнала характер мужа: вспыльчивый, но отходчивый. Какие бы молнии генерал Мадатов ни швырял поначалу, надобно было всего лишь выждать, пока гроза разрядится сама собой.
Князь вошел своей легкой летящей походкой, покосился на жену:
– Ты опять здесь, Софья! И все также с книгой! Хорошо, что я нынче не голоден.
Софья Александровна промолчала. Она знала, что после совещаний у главнокомандующего Мадатов дома не ужинает. Но на самый непредвиденный случай она, разумеется, уже успела распорядиться.
К Ермолову Валериан ездил только в полном мундире. И сейчас он был в черном доломане, который носил в память о
