Папирус. Изобретение книг в Древнем мире - Ирене Вальехо
Спор этот древнее, чем нам кажется, и орды ярых сторонников цензуры и членов всяческих лиг благонравия могут похвастаться «тяжеловесом» среди единомышленников – философом Платоном. Образование молодежи всегда волновало афинского аристократа и со временем стало его основным занятием. После неудавшихся попыток сделать политическую карьеру или хотя бы повлиять на правителей он полностью посвятил себя преподаванию в Академии, школе, основанной им в роще близ Афин. Рассказывают, что он давал уроки, восседая на высоком стуле, называемом kathédra и окруженном стульями пониже для учеников. Также в школе имелись: белая доска, глобус звездного неба, механические модели планет, часы, изготовленные собственноручно Платоном, и карты, составленные самыми знаменитыми географами. Академия считалась центром подготовки правящих элит для греческих городов – сегодня мы сочли бы ее этакой антидемократической фабрикой мысли.
Учение Платона всегда виделось мне несколько шизофреническим, этакой взрывоопасной смесью свободной мысли и авторитарных порывов. Одно из самых известных его сочинений содержит миф о пещере – идеальное представление о том, каким должен быть образовательный процесс. Несколько людей прикованы внутри грота спиной к пылающему костру. Они видят только движение теней на стенах пещеры, и эти тени составляют их единственную действительность. Наконец один из них освобождается и выходит из пещеры в мир, где существуют не только зыбкие отражения. В этом сложном образе содержится прекрасный призыв к сомнению, к тому, чтобы не довольствоваться внешним, разорвать оковы и, отказавшись от предрассудков, взглянуть реальности в лицо. Киносага «Матрица» подогнала мятежную мысль, заключенную в этой аллегории, под современный мир, «глобальную деревню», с его виртуальной реальностью, параллельными мирами, порожденными рекламой и потреблением, интернетовскими фейками и прилизанными автобиографиями, которые мы сочиняем для социальных сетей.
Однако в самой знаменитой платоновской утопии, «Государстве», в которую включен миф о пещере, содержится и темная антитеза просветительскому пафосу. Книга третья вполне могла бы служить практическим руководством какому-нибудь начинающему диктатору. Там утверждается, что образование в идеальном государстве должно прививать прежде всего серьезность, приличия и доблесть. Платон – сторонник строгой цензуры в отношении книг, которые читает юношество, и музыки, которую оно слушает. Матери и няньки обязаны рассказывать детям только предварительно одобренные сказки, и даже порядок детских игр расписан. Гомера и Гесиода следует запретить для детского чтения по нескольким причинам. Во-первых, боги у них там легкомысленны, жизнелюбивы и склонны к дурному поведению, а это не поучительно. Молодежь должна уяснить, что зло от богов исходить не может. Во-вторых, в некоторых фрагментах их поэм говорится о cтрaхе смерти, и это Платона беспокоит, ведь следует добиваться, чтобы юноши радостно шли на гибель в бою. «Мы правильно, – утверждает он, – исключили бы для знаменитых героев плачи, предоставив их женщинам». О театре Платон тоже не слишком высокого мнения. И в трагедиях, и в комедиях встречаются отрицательные персонажи, а это значит, что актеры – исключительно мужчины, как в елизаветинской Англии, – вынуждены влезать в шкуру непотребных людей, к примеру преступников или существ низшего порядка, как то: женщин или рабов. Эта примерка на себя чувств разного отребья не может не сказаться пагубно на воспитании мальчиков и юношей. В пьесах – если допустить, что они вообще нужны, – должны встречаться только безупречные героические мужчины благородного происхождения. Однако ни одна пьеса не отвечает этим требованиям, и Платон изгоняет из своего идеального государства драматургов вместе с прочими поэтами.
Годы не ослабили цензорских устремлений Платона. В последнем диалоге «Законы» он фактически предлагает создать литературную полицию для контроля над новыми произведениями: «Поэт не должен творить ничего вопреки обычаям государства, вопреки справедливости, красоте и благу. Свои творения он не должен показывать никому из частных лиц, прежде чем не покажет их назначенным для этого судьям и стражам законов и не получит их одобрения». Яснее и быть не может – поэтические тексты следует подвергать суровой цензуре: в случае необходимости запрещать их, вычищать, исправлять и даже переписывать.
Платоновская утопия – сестра-близняшка оруэлловской антиутопии «1984». В Министерстве правды, описанном автором, есть Отдел литературы, где появляются все новые произведения. Там работает Джулия, одна из главных героинь. Она снует по конторе с разводным ключом в вечно измазанных машинным маслом руках – следит за состоянием станков, пишущих романы в соответствии с министерскими директивами. Оруэлл как будто воплощает сокровенные мечты авторитарного Платона: Министерство правды запустило масштабный проект по переписыванию всей литературы прошлого. Завершить этот подвиг предполагается к 2050 году. «К тому времени… Чосер, Шекспир, Мильтон, Байрон останутся только в новоязовском варианте, превращенные не просто в нечто иное, а в собственную противоположность. Атмосфера мышления станет иной. Мышления в нашем современном значении вообще не будет. Правоверный не мыслит – не нуждается в мышлении. Правоверность – состояние бессознательное».
Утверждения Платона предельно прямы и категоричны, но многие люди, по моим наблюдениям, отказываются воспринимать их буквально. Когда поклонники философа сталкиваются с этими фрагментами, они начинают стыдливо метаться в поисках оправданий. Философу Альфреду Уайтхеду принадлежит знаменитое утверждение о том, что вся западная философия – не более чем собрание примечаний к платоновской. Делая хорошую мину, нам поясняют, что Платон просто погорячился, наговорил лишнего, как все мы, бывает, наговариваем за кофе после воскресного семейного обеда.
Но нет, Платон прекрасно знал, о чем говорит. Ему всегда была не по душе афинская демократия, дискредитировавшая себя убийством Сократа. Он хотел внедрить незыблемую политическую модель, в которой бы оказались излишними социальные перемены или малопристойные повествования, подрывающие устои общества. Ему выпало видеть смутные, болезненные времена Афин. Он желал стабильности, правления мудрецов, а не тупоголового большинства. Если такую стабильную власть сможет обеспечить только репрессивный режим, что ж. Так это понимал Карл Поппер и потому дал название «Чары Платона» первой части своей книги «Открытое общество и его враги».
Читающая молодежь волновала Платона не только с педагогической, но и с финансовой точки зрения. Как основатель первой школы для отпрысков элиты, он стремился очернить конкурентов. Ему не нравилась современная образовательная система, при которой главная роль отводилась поэтам – людям с сумасбродными и бесполезными идеями. Новый преподаватель непременно должен был быть философом – как Платон. В диалоге «Законы» он говорит, что воспитывать юношей на поэтических произведениях «весьма опасно», а в качестве альтернативы предлагает – видимо, упражняясь в добродетели скромности, – свои собственные тексты: «Взирая на мои речи в целом, я испытываю радостное чувство. В самом деле, из большинства сказанных речей, которые я знаю или слышал в стихах или в прозе, они мне показались самыми сообразными и наиболее подходящими для слуха молодых людей. Поэтому