Папирус. Изобретение книг в Древнем мире - Ирене Вальехо

Десять главных ораторов успели родиться в течение каких-то ста лет – кто-то в V, кто-то в IV веке до нашей эры, – почти все они были знакомы и с наслаждением оскорбляли друг друга. Расцвет ораторского искусства пришелся на времена афинской демократии, а эпоха эллинистических монархий ознаменовала его конец. В числе известнейших выступлений Демосфена – «Филиппики», ряд яростных пессимистичных выпадов против империализма Филиппа, отца Александра Македонского. Все мы, люди, не чуждые филиппики, в долгу перед грозным Демосфеном.

Другой оратор из числа десяти, Антифон, вполне мог бы фигурировать среди предшественников психоанализа и лечения словом. Профессия научила его, что хорошая речь может мощно воздействовать на состояние человеческого духа: волновать, радовать, бодрить, успокаивать. И он придумал новаторский метод, позволяющий, подобно лекарству, избежать боли и огорчения. В городе Коринфе он открыл «кабинет» и повесил над входом объявление: «Утешаю печалящихся нужными речами». Когда приходил клиент, Антифон выслушивал его с превеликим вниманием и постигал природу его страдания. А затем словами «стирал это страдание из его духа». Целительным зельем рассудительного и спокойного убеждения он побеждал тоску и, по свидетельствам античных авторов, снискал себе этим славу. Позже некоторые философы также утверждали, что их задача – «изгонять рассуждениями непокорную тягость», но Антифон первым додумался до использования живительной силы слова как профессии. Он также понял, что при терапии следует прощупывать почву посредством диалога. Опыт подсказывал ему, что страдающего нужно расспрашивать о причинах горя, ибо ищущий слова иногда находит лекарство. Много веков спустя Виктор Франкл, ученик Фрейда, выживший в концлагерях Освенцим и Дахау, разработал похожий метод для преодоления травм, нанесенных недавним европейским варварством.

Очарованные красотой слова, греки изобрели жанр публичной лекции, имевший в античном мире огромный успех. Софисты, странствующие учителя, бродившие из города в город в поисках учеников, устраивали выступления, чтобы заявить о себе, прорекламировать собственное учение и доказать аудитории свои способности. Иногда они произносили заранее заготовленные речи, иногда импровизировали на тему, заданную публикой, – к примеру, похвала комарам или лысине. Некоторые лекции были открыты всем зевакам, но большинство, как правило, проходило при закрытых дверях для избранной публики, платившей за вход. Софисты тщательно обдумывали поведение на сцене и даже могли появиться перед публикой наряженными, словно бродячие аэды, считая себя преемниками этих древних поэтов, равно пленявших царей и крестьян чарами своих стихов. В эллинистическую эпоху публичные лекции получили большое распространение. Целая армия интеллектуалов – не только ораторов, но и художников, философов и врачей, проповедовавших гигиену, – топтала дороги империи, таскала туда-сюда свой закаленный трудностями талант, потому что знала, что найдет благодарную аудиторию даже в самых запыленных уголках знаемого мира. Публичная лекция – живой литературный жанр, лучше всего, по мнению некоторых специалистов, отражающий оригинальную культуру той эпохи. В нем берут начало наши TED Talks и многомиллионный бизнес, построенный на публичных выступлениях бывших президентов.

В V веке до нашей эры выдающийся софист Горгий написал: «Слово – величайший владыка: видом малое и незаметное, а дела творит чудесные – может cтрaх прекратить и печаль отвратить, вызвать радость, усилить жалость». Эхо этих греческих идей звучит в одной из самых прекрасных фраз Евангелия: «…скажи только слово, и выздоровеет слуга мой».

Тем не менее страсть к языку породила ряд риторических техник, подорвавших в итоге его спонтанность. Ораторы озаботились созданием метода, напичканного формулами, принципами и приемами, продуманными до мельчайших подробностей. Эти изыскания в области стиля вкупе с громоздким аппаратом предуведомлений, доказательств и опровержений имели пагубные последствия. К несчастью, на протяжении античной эпохи хватало педантов от красноречия и мастеров пустословия. Любовь к украшательству пронизала – и погубила – много литературы. Иногда, переводя греческие или римские тексты, я не могу удержаться от хохота. Писатель говорит о своих глубоких, сильных чувствах – боли, желании, одиночестве, тоске по родине, отчуждении, cтрaхе, тяге к самоубийству, – как вдруг, в самый неподходящий момент, в монолог встревает прилежный ученик, затвердивший фигуры стиля. Магия пропадает. У него земля из-под ног уходит, а он про это рассказывает антитезами, гомеотелевтонами и парономазиями.

По сей день наша наивная вера в рецепты идеальной жизни кормит множество риторов-шарлатанов. Нас со всех сторон подстерегают декалоги самопомощи, волшебные списки, сулящие успех: десять советов для спасения брака, для совершенствования тела, для суперэффективности; десять секретов счастливого родительства или отменной отбивной; десять отличных фраз, чтобы закончить главу. На последнее руководство я, к сожалению, не раскошелилась.

76

В 2011 году одно луисвиллское издательство выпустило самые знаменитые романы Марка Твена, «Приключения Гекльберри Финна» и «Приключения Тома Сойера», изъяв из текста презрительное наименование nigger – функционально примерно соответствующее слову «негритос» – и заменив его более нейтральным «раб». Ответственный за эту литературную чистку университетский профессор, специалист по Марку Твену, сказал, что принял нелегкое решение исказить авторский текст по многочисленным просьбам школьных учителей, которым слишком тяжело рассказывать про Гека Финна в классе из-за «оскорбительного расистского языка», вызывающего явную неловкость у многих детей. По его мнению, подобная пластическая операция – лучший способ избежать полного исчезновения американских классиков из школьной программы. И это не единственный случай. В последние годы то и дело возникает полемика вокруг авторов для юношества, особенно тех, что включены в обязательные программы по литературе.

Легион родителей, обеспокоенных возможными непоправимыми травмами, которые Андерсен или братья Гримм могут нанести их нежным отпрыскам, задается вопросом: какие ценности – и какие cтрaхи – внушают «Золушка», «Белоснежка» или «Стойкий оловянный солдатик» детям XXI века? Эти адепты защиты малолетних предпочитают подслащенные диснеевские версии оригинальным сказкам – таким жестоким, грубым, патриархальным и недетским. Многие из них считают, что нужно если не вовсе уничтожить традиционную литературу нашего постыдного прошлого, то хотя бы приспособить ее к эпохе постмодерна.

Писатель и юморист Джеймс Финн Гарнер опубликовал в середине 90-х годов прошлого века книгу под названием «Политкорректные сказки». Это был его комический вклад в животрепещущую дискуссию. Сатира Финна Гарнера не предназначена для детей, это скорее комедийный монолог, обильно уснащенный эвфемизмами, которые в ходу у взрослых XXI века. С безупречной иронией – всегда на грани несуразицы – автор следующим образом переписал начало «Красной шапочки»: «Жила-была персона небольшого возраста по имени Красная Шапочка со своей матерью на краю леса. Однажды мать попросила ее отнести корзинку со свежими фруктами и минеральной водой бабушке, но не потому – заметьте, – что считала это трудом,