Путеводитель по Средневековью: Мир глазами ученых, шпионов, купцов и паломников - Энтони Бейл
Ибн Баттута высадился в порту Кинолхас в конце 1343 года и провел на Мальдивских островах около восьми месяцев. Поскольку он преодолел огромные пространства Евразии, его в некоторой степени можно считать путешественником. Не вполне ясно, что побудило Ибн Баттуту отправиться на Мальдивские острова. Такое ощущение, что он поддался туристической прихоти: что-то слышал о них – и решил поехать. Архипелагом правила (из Мале) королева Хадиджа (ум. 1380), дочь султана, сгубившая своего брата (а позднее – по меньшей мере двух своих мужей). Ибн Баттуту приняли как мудреца из Магриба и назначили факихом. Кроме того, он женился на женщине из мальдивской королевской семьи. Ибн Баттута описал местное население как людей с чистыми помыслами, «благочестивых и праведных», однако их набожность счел недостаточной. Сделавшись главным судьей, Ибн Баттута, пытался (безуспешно) заставить женщин архипелага, в том числе правительницу, одеваться поприличнее: они не носили покрывало и, более того, ходили обнаженными выше пояса. По пятницам Ибн Баттута загонял людей в мечеть своим судейским посохом. Он упоминал, что ел здесь в основном кокосы: мякоть ореха, кокосовое молоко, кокосовый нектар и кокосовый сахар. В августе 1344 года Ибн Баттута (обзаведясь четырьмя женами, ребенком и некоторым количеством врагов в высших слоях мальдивского общества) перебрался на Шри-Ланку.
О Мальдивских островах, россыпи атоллов, знали в очень отдаленных местах: добываемые здесь (и еще на юге Индии) раковины каури (ципреиды [Cypraeidae]) использовались в качестве платежного средства по всему Индийскому океану. Каури также использовались в религиозных ритуалах и для изготовления украшений. По наблюдению Марко Поло (1280-е гг.), в Южном Китае белые каури имели хождение (80 каури = 2 венецианских гроссо) наряду с золотыми монетами. Ибн Баттута отмечает, что жители Мальдивских островов собирали морских моллюсков с раковинами, похожими на бусины, и складывали их в кучи, чтобы плоть сгнила и раковины могли служить валютой (400 000 каури меняли на один золотой динар – не укладывающийся в голове курс). По наблюдению Ибн Баттуты, островитяне покупают за раковины рис у бенгальцев, а йеменцы пользуются каури как корабельным балластом. Он также сообщает, что каури в ходу в Мали и всей Западной Африке. Позднее, в 1440-х годах, португальским путешественникам попадались аналогичные деньги-раковины в Сенегале.
Джеронимо ди Санто-Стефано провел на Мальдивских островах полгода. Наконец-то условия показались мореходам подходящими, но всего через восемь дней суденышко стало тонуть. Спасти его оказалось невозможным. Несколько моряков погибли. Джеронимо, полностью отчаявшийся, вцепился в доску и истово молил Господа о милости. До чего удивительный поворот событий: осторожный и практичный генуэзский купец целую ночь дрейфует в одиночестве в Лаккадивском море, в воде, искрящейся серебром лунного света, наполненной невообразимыми существами. В глубине беззвучно парили скаты. Море кишело рыбой.
На следующий день случайно проходивший мимо корабль подобрал Джеронимо, и генуэзец вернулся в Камбей (в Гуджарате).
Санто-Стефано долго добирался домой, на Запад, с караваном, шедшим по Шелковому пути через Ормуз и Исфахан. Этот караван, составленный армянскими и персидскими купцами, «подвергся нападению и был разграблен», но Санто-Стефано все же добрался до турецкого Триполи (север современного Ливана) на Средиземном море. Здесь генуэзцы, завязавшие дружественные отношения с турками-османами, основали колонию. Санто-Стефано отправил в Геную своему другу мессиру Джовану Якобо Майнеру описание пережитых невзгод. Что касается финансовой выгоды, которую Санто-Стефано извлек из своего предприятия, то она явно невелика (или вовсе нулевая), поэтому он благодарит Господа за духовную пользу и явленную ему «великую милость». Письмо подписано сентябрем 1499 года, сам Санто-Стефано планировал теперь вернуться домой.
В рассказах таких путешественников, как Никитин и оба Джеронимо, вся Индия предстает чем-то абсолютно непостижимым, каким-то горячечным сном: непредсказуемой, внушающей тревогу страной, сулившей разом и блаженство, и неизвестные опасности. И если мир был для путешественника подобием энциклопедии, которую надо было просто уметь прочитать, то Индия представлялась отдельной, ни на что не похожей книгой, трудной и для чтения, и для понимания. Для Никитина и Санто-Стефано странствия по Индии скорее подтвердили, чем опровергли ошеломительную непостижимость как ее необъятной территории, так и общественного устройства. Индия оказывалась и практически не поддающимся описанию чудесным местом, и ложным, искусственным раем, легкая и сытая жизнь в котором поразительно быстро способна обернуться болезнью и гибелью.
Если (по крайне мере, так полагает Мандевиль) отправиться по Индии дальше, то найдешь землю, жители которой покрыты перьями с ног до головы – кроме лица и ладоней. Люди эти способны перемещаться по воде с той же легкостью, что и по суше. Поблизости от этой страны лежит другая, где есть два древа-оракула – Солнечное и Лунное. Деревья эти говорят по-индийски и по-гречески и предсказывают визитерам будущее. Добраться до них, однако, нелегко из-за населяющих пустыню диких животных – змей и драконов. На соседнем острове Пытан (Pytan) обитает низкорослый народец, питающийся ароматом диких яблок; если им нужно отлучиться, то приходится всюду возить с собой эти яблоки: лишенные аромата, они погибают. В других землях и на островах (коих многие десятки) Индии встретишь и безголовых людей с глазами на плечах и ртом на груди, и безглазых и безголовых людей со ртом на спине, и плосколицых людей без носа, глаз и губ, и людей со всего одной, зато огромной губой, которой они могут укрываться от солнца, и гермафродитов с гениталиями и мужскими и женскими. Джон Мандевиль описывает даже страну, правителя которой назначают на должность, не принимая в рассмотрение его богатство или знатность, а «избирая» того, кто «выше в нравственном отношении, наиболее праведен и справедлив». До чего же странное место Индия: в Европе так не принято – там государи, как правило, престол наследуют или же добывают его силой.
Эти никогда не виданные обитатели периферии цивилизованного мира – плод фантазии, пристрастия путешественников к категоризации, в том числе ошибочной. И все же западные гости, постоянно изображавшие Индию экзотической землей, страной чудес, нередко игнорировали обыденность, повседневную жизнь обитавших там людей. Постоянно акцентируемая экзотичность, мотив «открытия чего-то диковинного» – все это туристические способы не заметить сходство, не задуматься всерьез, что те, кого мы встречаем, – такие же люди. И, разумеется, большинство гостей с Запада были шокированы политеизмом индуистов. Почти все они указывают на два удивительных отличия индийского социального уклада: древний обычай сати (самосожжение вдовы на погребальном костре мужа) и [существование варны] брахманов.
Касательно Малабарского берега Одорико Порденоне сообщает, что «когда кто умирает, его сжигают, а если была у него жена, то жгут и жену вместе с покойником-мужем и говорят – жена должна и на том свете сопровождать своего мужа»[91]. В Кампа (Тьямпа; совр. Камбоджа или Вьетнам) происходит то же самое: «Когда в этой стране умирает человек, тело его сжигают, а с ним вместе и пережившую его вдову»[92].
Одорико находит обычай сати странным, но приводит культурные, социальные и богословские обоснования этого ритуала, лежащего вне рамок христианской традиции. Миссионер Журден де Северак также рассказывал, как вдовы «сколько-нибудь знатных»[93] мужей, а также «людей, чем-либо владеющих»[94], следуют за ними в огонь: «Ради славы мирской, любви к супругу и вечной жизни они сжигают себя вместе с мужьями и с такой радостью, как будто идут к венцу»[95]. Де Северак, отнюдь не потрясенный, замечает: «Удивительно это! И не раз на моих глазах во след одного-единственного мертвеца бросались в огонь и гибли пять жен»[96].
Венецианский купец Никколо Конти, видевший Индию в 1430-х годах, называет сати королевским обычаем: по его словам, у правителя Виджаянагара (совр. Хампи) было 12 000 жен, причем 2000–3000 вышли замуж с условием, что их сожгут вместе с покойным супругом. Они полагали это великой честью, возвышавшей их над тысячами других жен. Конти сообщает также, что в Камбаяте существовала секта моногамных жрецов-вегетарианцев, супруги которых «по закону» погибают вместе с телом мужа.
По Мандевилю, обычаю сати в Индии
